Уже не раз говорилось о том, что народничество в русской политической истории претерпевало ряд метаморфоз.
Во второй половине XIX века оно прочно переплелось с идеологической левой, включая ее культурные установки, определявшиеся западными левыми (суфражизм и т.п.), и до сих пор именно такое понимание народничества определяет отношение к нему как его противников, так и многих его сторонников в России.
Меж тем, характер стихийного народничества повстанческих движений начала XVII — конца ХVIII веков в современной системе координат вполне позволяет рассматривать их как право-популистские, то есть, совмещающие антисистемность и антиистеблишментскость с ультраконсервативными культурными установками.
Более того, можно сказать, что в идейных установках генерала Власова и идеологов КОНР, как и в самом его Пражском манифесте снова проявилось такое понимание народничества, которое преемствуя его политической борьбе в начале ХХ века, сместило акценты слева направо, что начал делать уже поздний Савинков.
Но интересно посмотреть, как эта двойственность содержания понятия народничества в русском обуславливается смешением в одном термине по сути двух, и как они разделены например в чешском.
Так, в чешском есть понятия lidové и národné. Первое из них употребляется именно в том смысле, в котором «народное» в русском политическом языке стало употребляться со второй половины XIX века, тогда как второе — в том, в котором оно употреблялось до этого, то есть, в значении национального. Соответственно, политические поборники lidového это lidovci, тогда как поборники národního это иное политическое направление, например, národní socialisté.
Ко второму понятию вернемся чуть позже, а пока начнем с первого. Его этимология славяноязычному человеку должна быть очевидна — она происходит от «люди», «людское». Опять же, в старорусском контексте, в котором «люди» использовалось как синоним понятия «простые люди», оно имеело ровно тот смысл, которым позже стали наделять понятие «народ», когда имели в виду «простой народ».
Что касается понятия národní socialisté, то несмотря на то, что дословно его можно перевести как «национальные социалисты», в чешском политическом языке оно не отождествляется с понятием «нацисты», потому что чешская политическая традиция сохранила память о собственных национальных социалистах, которые были задолго до немецких нацистов, противостояли им, и потом возобновили свою деятельность и восстановили преемственность с ними после Бархатной революции. Например, сегодня одну из таких партий Národní socialisté — “Lev 21” возглавляет бывший премьер-министр Чехии Йиржи Парубек, в прошлом один из самых успешных лидеров Чешской Социал-Демократической Партии, ушедший из неё после раскола. Что неудивительно, так как чешские социал-демократы в целом стоят на ярко выраженных национальных позициях. И хоть его новая партия «не взлетела», но отнюдь не потому, что ее название сочли одиозным, а скорее из-за общего кризиса левого центра в стране.
В русской политической традиции тоже можно найти своих национальных социалистов — добольшевистских и дофашистских. При этом надо понимать, что в » русском народничестве», начиная со второй половины XIX века, существовали как национальная, так и ненациональная (нейтрально выражаясь…) тенденции, и строго, этимологически говоря, «народниками» было бы правильно называть только представителей первой, тогда как представителей второй бы было точнее определять как «людовцев«, «людников» или «людистов» либо же, если использовать более привычный для русского уха латинизированный термин — «гуманистами«.
Тут важно отметить, что гуманистическая составляющая является актуальной и для народников, особенно в наши дни, когда задачи обеспечения базовых прав человека и гуманизации, например, в том, что касается искоренения пыток, могут выходить на первый план и становиться общими для всего гражданско-освободительного движения в стране. Но, будем откровенны, обратное неверно — если адекватные народники признают гуманистические задачи, то часть политических гуманистов не признает национальных-народных задач и приоритетов.
Так как такие силы выступают против политических рамок «народного» даже в смысле «почвы» (защиты интересов тех, кто «народился тут»), уже не говоря о смысле «крови» (тех, чьи предки «народились тут»), отождествление с ними народничества ничем не оправдано. Если начистоту, то от ассоциаций с таким термином должны отмежеваться и они сами, потому что слово «народ», в основе которого «рождение» и «род», по определению имеет культурно-консервативные (социально-консервативные) происхождение и смысл, неприемлемые для тех, кто выступает с позиций «ни рас, ни наций, ни границ», «наше Отечество — все человечество» и тем более тех, кто выступает против семьи как основы воспроизводства народа или даже против рождения детей.
Очень жаль, что в середине ХIX века понятия «народ» и «народники» в русском политическом языке стали использоваться не по назначению, а там, где нужно было использовать понятия «люди» и «людовцы», «людисты», «людолюбы». Эта терминологическая путаница, конечно, объяснялась спецификой не только русского политического языка, но и русской политической истории с ее имперскими реалиями и растворением русского народа в империи при более явной отчужденности от неё других народов.
Но сегодня пришло время с ней покончить. Каждый народник в минимально необходимой для этого мере должен быть людовцем или гуманистом, так как без обеспечения людского достоинства и достатка и базовых прав человека не может существовать и современный народ. Но тот, кто выступает с позиций абсолютизации прав людей вообще, отвергая народные рамки и приоритеты, не должен называться народником и претендовать на это политическое определение.
