Недавно попался на глаза дежурный плач очередного поборника «исторической России» в связи с этноклановым засилием в российской дипломатии и пропаганде. Пассаж был традиционен — «теперича не то, что давеча».
Сразу же вспомнилась соответствующая статья Михаила Меньшикова от 1908 года И подумалось о русском идеологическом культе Штольца и Обломова как полной противоположности недавно описанной башкирской модели вотчинников и припущенников.
А кто же внедрил этот культ, сделав его основой служиво-государственнического этоса? В завершенном виде, конечно, Петр, заменивший Московское Царство Обломовых Петербургской Империей Штольцев. Человек, который убил единственного кровного наследника и оставил власть трофейной курляндской куртизанке с завезенными им иноземцами на подхвате, в руки которых в скором времени и перешла власть, символическом завершением чего стало возведение на трон Голштейн-Готторпской династии.
Неудивительно, хотя и несколько наивно, что те русские умы XIX — начала XX века, которые отторгали иноплеменную власть, апеллировали к допетровским временам. Наивно, потому что сам Петр не свалился с потолка — он был кульминацией романтизированной этими мыслителями династии (настоящих) Романовых, при которых и началась имперская химеризация Московии. «Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые. Не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые».
Но сам ход мысли этих русских протонационалистов был правильным — в том, что касалось стремления к (вос)созданию вотчинного, а не карьерно-корпоративного государства. История о том, как Николай I на придворном балу сказал де Кюстину, что их окружают поляк, немец, грузины, татарин, финн, крещёный еврей, а не великороссы, но все они и есть русские, только кажется анекдотом. Ведь ее уже давно и совершенно серьезно используют для обоснования идеологии русских как совокупности верноподданных, тех, кто верой и правдой служит государю.
Недаром Николай Полевой, русский национальный радикал той эпохи, издававший журнал «МОСКОВСКИЙ Телеграф» в пику этой петербургской обрусительно-разрусительной формуле предложил другую, по сути описывающую московитское отношение русских к нерусским народам страны: «Они наши, но не мы». На самом деле, уже в Новомосковском государстве Романовых она начала меняться в направлении его последующего перерождения начиная с Петра. Но в Старомосковском государстве Рюриковичей для лояльных федератов этот принцип соблюдался — таковы были отношения Ивана IV с ногаями и башкирами, что же касается погрома, учинённого казанским татарам, то он был в одном ряду с аналогичным погромом нелояльных новгородцев, которые были поголовно вывезены из завоёванного города и замещены московитами, а автономия Новгорода была окончательно упразднена.
На самом деле, именно московитский подход, хоть и под властью привозной космополитической идеологии (но ее аналог инфильтровывали и в Московии греческие миссионеры) в этой сфере во многом был реализован в советский период. Реализован, как уже много раз указывалось, вопреки изначальным планам большевиков, которые были идейными адептами якобинской модели, вполне созвучной петербургской линии, но столкнувшись с вызовом «почвы», были вынуждены пойти ей на уступки. Как следствие, реалии РСФСР были куда более русско-этнократическими, чем в петербургской империи, модель которой стремится восстановить нынешняя петербургская группировка. И это понятно — после признания новой московской властью самостоятельности «наших, но не нас», в лице РСФСР или ее областей и краев была фактически признана дефолтная Великороссия, а великороссы под именем русских оформлены как отдельная национальность после двух веков ее нивелирования в петербургской империи.
Почему все это в итоге было слито в унитаз с обретением этой почти Великороссией независимости от коммунистического центра — это отдельный вопрос, так или иначе завязанный на проблему «национальной годности великороссов». Но если с этим вопросом все сложно, то никаких иллюзий по поводу «исторической России», которая по словам, что ее нынешнего лидера, что идеологов вроде Галковского, была создана именно в XVIII веке, быть не может и не должно. Основной принцип отношения к русским и нерусским нынешней власти она переняла оттуда.
Еще характерное и смешное из Меньшикова, «Чье государство Россия?», 1908 год:
«При обсуждении устава Всероссийского национального союза возник любопытный вопрос: окажется ли цель союза – содействие господству русской народности – в согласии с Основными Законами? Некоторые находили, что названные законы отрицают господство какой-либо одной народности. Все российские подданные будто бы равны перед законом как в обязанностях, так и в правах. В силу этого борьба с инородческим засильем, по существу, незаконна.
Достали текст Основных Законов и не нашли в них ничего ясного по этому предмету. Что касается меня, я не допускаю даже возможности подобного чисто софического вопроса. В законе не указано многое такое, что предполагается само собою, например право подданных кашлять. Достаточно того, что в Основных Законах Россия названа государством Российским, чтобы вопрос о господстве считать решенным. Государство ведь и есть господство. И так как оно российское, то тем самым утверждено господство в России именно русской народности, а не какой другой. Добиваться господства русских в России значит осуществлять первое понятие Основных Законов – понятие того, что земля наша есть русское государство».
Меж тем, любой умеющий читать, но не умеющий так сильно натягивать сову на глобус, как Меньшиков, при ознакомлении с Основными государственными законами (цитаты можно найти тут в канале через поиск) увидит, что под русскими подданными в них имелись в виду все подданные Российской империи, а никакая не русская народность, которой и духу не было ни в этих законах, ни в Своде законов Российской империи.
Поэтому, конечно, правы были коллеги Меньшикова по Всероссийскому Национальному Союзу, которые подозревали, что провозглашенная ими цель «содействия господству русской народности» в Российской империи была незаконной. К тому же, в государстве, где великороссов было меньше половины (а и сам Меньшиков признавал, что на малороссов en masse в этом положиться было нельзя — см. «Долг Великороссии») она была и неосуществимой.
Так что, было бы у него побольше прозорливости, он бы уже в тот момент добивался признания субъектности русской народности через автономию Великороссии и признание федерализма, в каковом направлении объективно и работала его мысль.
Тогда еще было время эту тему раскрутить, с его-то талантом, ибо когда об этом в конце 1917 года в условиях уже состоявшейся автономизации всего, что можно, заговорил Великорусский Союз, его вообще никто не заметил, так как никакой силы он из себя не представлял. А все «союзы русского народа» и «черные сотни», как написал Розанов, «слиняли за три дня».
