В дискуссии об историческом моменте, в котором сегодня находится Россия, между Игорем Яковенко и Владимиром Пастуховым, последним были высказаны действительно интересные сображения.
Увы, этого нельзя сказать об его оппоненте — в прошлом секретаре комсомола и заведущего отделом пропаганды райкома КПСС, который в последнее время выступает в реноме «демшизы». Его заклинания про фашизм, якобы установленный путинским режимом, были бы вполне уместны в качестве пропагандистской риторики для обличения врага, но уж точно не в серьезном историческом анализе, ибо заведомо игнорируют наличие у классического фашизма помимо внутренне-репрессивной и внешне-экспансивной и другой исторической повестки, которая отсутствует у путинизма.
Этой повесткой, разумеется, является мобилизация, модернизация и искоренение всего, что стоит на их пути, будь то мафия и тотальная коррупция. Естественно, это в принципе противоречит характеру путинизма, который по своей сущности является режимом мафиозным, коррупционным, анти — нет, не государственным, потому что русское слово «государство» не является синонимом западного «стато», но анти-институционалистским, и в конце концов анти-модернизационным по всем параметрам.
В целом, сущность этого режима гораздо лучше подмечена Владимиром Пастуховым, хотя его интуитивному анализу и не хватает вывода разговора на уровень рассмотрения характера «государственности» (в русском смысле) той «исторической России», как чего-то противоположного «стато» — того, что есть в нашей «Незавершенной революции«. Но он верно указал еще на один момент, на который указываем мы — неокрепостнический характер нынешнего режима.
Однако и в этом ракурсе от анализа Пастухова ускользает ряд важных моментов.
Во-первых, обличая крепостничество, он делает это инфантильно, так же, как Яковенко обличает фашизм — рассматривая его вне контекста стоящих перед ним задач. Меж тем, русское крепостничество для своего времени решало задачи выгодоприобретателей того аграрно-производственного уклада, который позволял им осуществлять экстенсивное развитие «исторической России», что делало ее относительно успешной в конкуренции стран того времени. Но так же, как и изнанка фашизма, которую можно найти в облике нынешнего режима, изнанка крепостничества не решает никаких задач развития, и это та важная причина, по которой для его характеристики необходима приставка «нео» — не просто формальная, но и сущностная.
Во-вторых, говоря о социальной основе нынешнего режима, Пастухов пишет: «Это наш старый исторический знакомый — неолитическое (патриархальное) крестьянство, выгнанное со своих насиженных мест, провернутое через мясорубку коллективизации и индустриализации, спрессованное городом в пыльно-ледяную глыбу, но сохранившие в неприкосновенности свой ментальный архетип». В принципе, уже начиная с «выгнанного со своих насиженных мест» все это банально в том смысле, что издержки неудачной дореволюционной и последующей советской модернизации и урбанизации аграрно-крепостного уклада обсуждались много раз.
А вот что интересно, так это характеристика крепостного крестьянства как «неолитического», которую по-хорошему надо было объяснить и порассуждать о связанных с этим проблемах, но этого автор не делает. Меж тем, в многочисленных обсуждениях на эту тему на нашем канале, включая недавнее обсуждение темы питания, мы уделяем этой проблематике важное значение. Закрепощение и формирование аграрно-производственного уклада и крепостного крестьянства как его социо-исторической базы действительно стало своего рода русское неолитической революцией, трансформировавшей все стороны жизни русских или сформировавшей их — эта оговорка уже зависит от того, что считать русским. Однако как российские либералы, так и российские консерваторы, упирающиеся в горизонт «исторической России», замалчивают и выводят за скобки то, что предшествовало всему этому. А ведь если можно условно (!) говорить об аграрно-крепостническом укладе как о «русском неолите», то о том, что ему предшествовало, можно так же условно говорить как о «русском палеолите». Понятно, что в привычном понимании эти эпитеты здесь употреблять некорректно, но по существу для этого основания есть — «русский неолит» стал производственным укладом, в то время как «русский палеолит» характеризуется охотничье-собирательскими и полу-кочевыми аспектами социальной и личной жизни.
Почему сегодня об этом важно думать? Потому что, ни косплей нынешним режимом фашизма, ни косплей им крепостничества неспособны остановить глубинный исторический процесс — деградации «русского неолита», как в его аграрной, так и в его индустриальной формах. Процесс этот приобрел такой характер, что его уже вряд ли смог бы остановить и настоящий, классический фашизм, на который некоторые противники режима хотели бы возложить задачи реиндустриализации и/или превращения России в великую аграрную страну.
Как бы ни набили оскомину разговоры о пост-индустриализме, в русском случае, несмотря на желательность наличия своих и индустриальных, и аграрных очагов, стратегически будущее — если оно есть — может быть только за ним. А раз так, то не меньше чем деконструкция крепостнических архетипов «русского неолита», которой занимается Пастухов, требуется реконструкция архетипов «русского палеолита» и осмысление его потенциала в духе археофутуризма, которой занимаются каналы Зеленые, Залесская Земля и Толкователь.
В принципе, признаем, что сама нынешняя правящая асабийя, будучи по своей природе не «неолитической», а «палеолитической», является верным могильщиком «русского неолита», хотя править страной она может только паразитируя на его наследии, в частности, опираясь на тот перемолотый в фарш и деградирующий крепостной народ, о котором пишет Пастухов. Но именно чтобы покончить с тиранией этой асабийи, нужно понимать, каким способом оставить весь уклад этого «русского неолита» в прошлом и на что из прошлого можно опереться для создания будущего уклада.
Этого понимания нет ни у русских либералов, ни само собой у русских консерваторов — им обладают только русские радикалы, являющиеся в то же время и русскими палеоконсерваторами (не путать с теми, кто косплеит американских палеоконов и натягивает этот термин на себя, будучи адептом «исторической России») и таким образом русскими археофутуристами.
