Поводом для этого текста об итогах и уроках 2020 года и заданиях на 2021 год стала весьма показательная статья Владислава Иноземцева, которая произвела на многих оппозиционеров гнетущее впечатление.
Ее итоговый драматический вывод в духе «все пропало, гипс снимают, клиент уезжает» делается из двух абсолютно правильных посылок: 1) правящий режим окончательно приобрел репрессивный и террористический характер, скатившись в откровенный сталинизм и 2) либеральная диссидентская прослойка россиян ничего не в состоянии ему противопоставить ни количественно, ни качественно.
Конечно, можно только приветствовать то обстоятельство, что апостолы российского просвещенного либерализма начинают открывать для себя суровую российскую реальность. Ту самую, что стала очевидна русским радикалам минимум десять лет назад, а наиболее прозорливым — еще на десятилетие раньше. Лично автор этих строк описывал характер режима, ставший очевидным для Иноземцева только сейчас, уже в 2011-2012 годах в старом ЖЖ под тэгом «Второе Пришествие Путина», когда после первого обнуления, предшестовавшего нынешнему, стало очевидно, что в стране будет устанавливаться неосталинизм как завершенная форма КапСовка.
Навального попытались отравить только в 2020 году, но автор этих строк не просто так покинул страну на десять лет раньше, а другие — спустя два года, после разгрома гражданских протестов. На самом деле, противников режима убивали и до этого, но системный характер репрессии, в том числе внеправовые, приобрели именно перед возвращением Путина на третий срок, причем, уже в последние годы правления Медведева. И то, что до этого практиковалось либо на Кавказе, либо в виде редкого исключения в остальной России, стало нормой репрессивной политики для всей страны уже в этот период. А то, что некоторые открыли это для себя лишь тогда, когда это коснулось их или известных им персонажей, это из серии — еще раз — «добро пожаловать в реальный мир». Откровенно говоря, до того, как это произошло, у прозревших ранее существовали веские основания для нехороших подозрений по части Навального и ему подобных оппозиционеров, которым еще десятилетие позволялось то, что для нас уже было невозможно. В эти дни стало модно рассуждать о полном совпадении календарей 2021 года и 1937 годов, но развивая эту мысль, можно сказать, что в 1937-м для многих стало очевидно то, что другим было очевидно уже в 20-х.
Второй грустный вывод российских либералов — это их бессилие в противостоянии имперской диктатуре. Хотя его можно было сделать уже по итогам провала прошлой волны протестного движения в 2011-2012 гг, особенно в сопоставлении их с удавшимся Майданом. Причина провала первого и успеха второго была понятна уже тогда — это отсутствие мощного радикального крыла протестного движения в русском случае и его наличие в украинском. Во втором это были «Правый сектор» и различные сотни, из чего иногда делается ошибочный вывод, что порок российского протестного движения 10-х годов был в отсутствии в них националистов. Это, конечно же, чушь — националистов в них было предостаточно, от имперок в толпе и символики партийных националистов иногда рябило в глазах, а в Гражданском Совете им даже выделили целую курию. Но русский «Правый сектор» в отличие от украинского не состоялся, и почему, тоже стало вскоре ясно — в отличие от украинских русские «правые» в своей массе не были радикалами, а в большинстве пожалуй и вовсе исходно были и остаются коллаборационистами и соглашателями. Впрочем, русских левых это касается в такой же степени, так что надежды на то, что в условиях России отсутствие «Правого сектора» может компенсировать появление «Левого сектора» не менее иллюзорны.
Поэтому понятно, почему Иноземцев приходит к выводу о том, что российская оппозиция бессильна против правящего режима. Для него есть все основания, и те, кто надеялся, что репрессии «начала 20-х» обойдут их стороной, в «новом 1937 году» действительно имеют все шансы получить хороший урок.
Однако помимо явных деградации и провалов режима в 2020 году многие его действия свидетельствуют о том, что он все больше и больше чего-то панически боится. Ведь обходились же без все новых и новых законов о «врагах народа» в вальяжное первое десятилетие уверенного в себе и относительно мягкого путинского авторитаризма. И понятно почему — была другая внешняя конъюнктура в виде достаточно благожелательного отношения Большого Запада, и другая внутреняя — в виде куда большей поддержке населением. И если после 2014 года первое исчезло, то на какой-то момент оно было компенсировано вторым из-за эйфории «крымнаша». Однако под конец 2020 года мы видим, с одной стороны, рекордно низкий рейтинг власти в районе 25% даже по данным ВЦИОМ, с другой стороны, перспективы еще большего ухудшения внешней конъюнктуры.
Да, ничем из этого российская оппозиция в ее нынешних составе и конфигурации воспользоваться не сумеет. Но власть боится, и понятно почему — при объективном росте протестных настроений в глубинном народе со временем могут появится те, кто сумеет их аккумулировать, как это произошло в Хабаровске с фигурой Фургала.
В прошедшем году мы не раз критиковали стратегию «Умного голосования» Навального. В то же время, когда он говорит о том, что именно она могла стать причиной ужесточения отношения к нему режима, в этом может быть свой резон. Значит ли это, что мы были неправы, критикуя его? Нет — по нашему глубокому убеждению для режима стратегически безопасно протестное голосование в пользу подконтрольных партий, и в этом плане стратегия УГ принципиально несостоятельна. Однако для режима принципиально опасен выход оппозиции за пределы либерального электорального и имиджевого гетто и наведение мостов между лидерами и комиссарами потенциального Русского Майдана и разочаровывающимся «глубинным народом«, пока голосующим за КПРФ и ЛДПР.
Синергетический эффект от подобного наведения мостов можно было наблюдать именно по событиям в Хабаровске. Но они же показали и то, о чем мы говорим — во-первых, сторонники Фургала стали реальной протестной силой только тогда, когда порвали с кремлевской прокладкой ЛДПР, которая после этого еще раз наглядно продемонстрировала свою суть. Во-вторых, они же показали и то, что протестующие, которые по мере стихийной радикализации, рвут веревочки партийных марионеток режима, оказываются неспособными стать реальной силой, будучи не в состоянии политически организоваться.
Хабаровск в этом смысле показал как потенциал, так и потолок стихийно радикализировавшегося протеста. Это так же можно сказать и о Беларуси с той существенной разницей, что из-за внешнеполитического положения этой страны у белорусского протеста остается шанс сковырнуть диктатора, который может оказаться разменной монетой в российско-европейском торге. Но в России у протеста, хотя и радикализировавшегося, но не сумевшего политически организоваться, не будет ни одного шанса.
В такой ситуации то, что Навальный оказался за границей, а его сеть в России по-видимому подвергнется разгрому в 2021 году — это на самом деле шанс для радикальной перезагрузки несистемной оппозиции. Потому что сегодня в одном положении — выдавленными в эмиграцию — оказались все три основных игрока несистемной российской оппозиции: Навальный, МБХ, Форум Свободной России. И если разоблачительные расследования и пропаганда Навального, стратегия протестного голосования МБХ и формирование несистемных представительства и инициатив ФСР будут объединены и получат необходимую поддержку заинтересованных в этом сил, это может стать первым шагом к созданию радикального оппозиционного субъекта, вышедшего за рамки либерального гетто и независимого от кремлевских заглушек вроде КПРФ, ЛДПР и пр.
Однако и КПРФ, и ЛДПР — это только вершина айсберга. Ведь в широком смысле заглушками для русского радикального протеста являются как имперские левые (неосоветисты, сталинисты), так и имперские правые (новороссы, оборонцы, ирредентисты), а также их гибриды вроде нацболов во всех их версиях. Поэтому не менее важной стратегической задачей является развитие и внедрение Русской Радикальной Платформы с ее историко-политическими основаниями, на которые мог бы опереться зрелый политический, революционный радикализм русских и других коренных народов Российской Федерации, имеющих право видеть в ней свой Национальный Дом.
Ее теория у нас уже есть. Теперь нужно одновременно внедрять соответствующие установки в оппозиционный авангард и стремиться к обретению им нового качества сознания и организации, которые позволят ему сделать то, чего так опасается режим.
Пусть это и станет нашими задачами в 2021 году.
