Мейнстрим коллективного русского сознания как производного от «исторической России», сформировавшейся что согласно Путину, что согласно Галковскому в XVIII веке (что верно с оговоркой, что создаваться она начала с Романовыми после провала первой попытки Грозного), оперирует категориями геополитики и конфликта цивилизаций, рассматривая предшествующую русскую историю либо как доисторическое существование, либо как накопление опыта и сил для взрослой жизни.
По этой причине в любом из этих вариантов существование множества русских княжеств, их история, столкновение их интересов и соответствующая политика их князей воспринимаются как зло и травма, которые требуется изжить и вытеснить из этого сознания и подсознания.
Меж тем, сегодня очевидно, что не только на Руси, но и повсеместно, включая Запад, множественность территориально-политических структур внутри одного этнокультурного пространства соответствует определенной фазовой и временной данности соответствующих эпох.
Появление и успех «Игры престолов» в этом смысле следует рассматривать как предвестник возвращения такой эпохи на новом витке истории, когда главными ее субъектами будут не цивилизации и идеологии, а «престолы» и «асабийи», оформляющие свою субьектность в адекватных политических формах.
Очевидно, что и нынешняя Россия, несмотря на видимость того, что это государство-нация или государство-цивилизация, на деле представляет собой домен захватившей ее асабийи. Единство которой во многом сохраняется симулякром «сильного национального лидера», но которая на самом деле является пулом асабий (термин С.Жарикова), обладающих потенциалом субъектности тем большим, чем менее жизнеспособным будет это иллюзорное «государство-нация», фрагментация которого уже приобретает отчетливые черты.
Подобное развитие событий для описанного выше мейнстримного русского самосознания будет катастрофой — оживлением и возвращением вытесненных в подсознание призраков «феодальной раздробленности».
Но те русские, кто ощущают дух нового поворота истории в наступающей эпохе «игры престолов», без особого труда прочувствуют и вкус своей истории этого периода — русского макиавеллизма и борджизма, которые надо осознать и принять как данность соответствующей эпохи.
Не абстрактные «русские», а конкретные князья, дружины, митрополиты, бояре и тд предстанут в этом случае как субъект политики этого исторического эона, для которого население, территория являются ресурсами и обьектом. Если только это население неспособно обрести такое качество, которое позволяет ему на данной территории создать республику и призывать князей с дружиной как наемных менеджеров, подчинённых ее правилам, как это было в Новгороде.
Многое указывает на то, что мы начинаем входить в этот период. Как рыбы в воде в нем оказажутся те, кто будут черпать вдохновение в игре престолов русских князей и республиканских партий, а не оплакивать исчезнувшую «историческую Россию».
