Продолжаем нашу интересную беседу с Острогом здорового человека (надо читать и верхние посты)
Предлагаю пройтись по тезисам.
- Каков модерный генезис государственности Казахстана?
Все-таки очень важно избавиться от крайне деструктивного представления о большевиках как единственном источнике (квази)модерной (квази)национальной государственности на пространстве бывшей Российской империи. Про Украину Петлюры и Скоропадского, вместо которых на красных штыках была утверждена УССР, уже знает любой минимальной образованный человек. Но ведь и Казахстан так же не возник из пустоты и потому что этого почему-то захотелось большевикам (нет, отнюдь не хотелось). Алашская автономия была создана партией «Алаш», а не РСДРП и несколько лет противостояла большевикам. Не менее важно понимать географию этой автономии — провозглашена она была Казахским съездом в Оренбурге, а ее столицей был Семипалатинск, внезапно, находящийся на «исконно русских землях» по мифологии многочисленных российских имперцев.
Но тут я предлагаю отойти от банального лобового столкновения имперского и национал-антиколониального нарративов и рассмотреть устройство и технологию различных государственных проектов, столкнувшихся в тот момент.
В этом отношении важно видеть и понимать, что Алашская автономия не была некой вещью в себе, но была частью более широкой композиции. И если к югу от нее другими частями этой композиции были Туркестанская автономия и Бухарский эмират, которые к нынешней территории РФ никакого отношения не имеют, то к северу — не только такая же национально-революционная валидовская Башкирская автономия, но и Яицкое Казачье Войско. Но и это еще не конец этой увлекательной истории, а лишь начало, потому что все они взаимодействовали на базе Юго-Восточного Союза казачьих войск, горцев Кавказа и волных народов степей, также иногда называемого Юго-Восточным союзом вольных национальностей — структуры, с одной стороны, очевидно постимперской, но с другой стороны, явно ломающей представление об отдельных нацгосударствах, автоматически возникших после распада Российской империи.
Так как все эти автономии приходилось формировать снуля, вопрос об их границах оставался открытым. Но при этом у них был и общий враг — большевики, и понимание того, что координации сил требует не только совместное противостояние ему, но и само становление этих автономий.
Таким образом, национально-республиканский Казахстан первоначально возник до большевиков и противостоял большевикам, поэтому нет никаких оснований считать, что он не мог бы состояться без них. А вот в какой конфигурации он мог бы состояться без большевиков — это уже куда более интересный вопрос. И учитывая как наложение друг на друга территорий проживания казахов и яицких казаков, так и их взаимодействие в борьбе с большевиками, возможно это привело бы к какому-то союзу этих (и не только) национально-государственных образований.
Тут вполне уместно вспомнить недавний пост Егора Ершова о том, что уничтожение большевиками настоящего казачества имело колоссальные последствия для русской этнополитики. Это действительно так, но важно понимать контекст — в условиях краха Российской империи казачьи войска вроде Донского или Яицкого действовали не как некие аванпосты Русского мира, каковая функция на них все время проецируется, но фактически как самостоятельные даже не народы, а политические нации, в одном ряду с «вольными народами степей» и «горскими народами Кавказа».
Не разгроми в конечном счете именно большевики этот проект, возможно другими были бы границы не только Казахстана, но и самой России, которая по сути конструировалась большевиками как Великороссия и как таковая казачьи национальные образования в себя включать была не должна. А возможно, наоборот, России в ее нынешнем квазинациональном понимании тоже бы не возникло, а возник бы некий Российский Союз или Российское Содружество Наций в той федералистской оптике, которая существовала до победы проекта большевиков.
Однако вместо всего этого утвердилась другая модель — не Большой России, а СССР, в рамках которого не только Казахстан конструировался как единая национальная республика, но и по сути РСФСР, в которой сохранились нерусские автономии, но зато были стерты в «русской национальности» идентичности казаков, сибирских старожилов, поморов, а также в итоге стерты иноэтнические анклавы вроде немецкого в тех же Поволжье и на Урале или украинского Зеленого клина и Сиверщины.
Плохо или хорошо, что становление наций пошло по такому, упрощенному пути? Я тоже согласен, что плохо, но во-первых, надо понимать, что без него не было бы той гомогенной «русской национальности», какой мы ее привыкли воспринимать, а во-вторых, что другие национальности и их национальные государственности после краха царизма (который свергли не большевики) все равно бы возникли — в той или иной конфигурации.
2. Перспективы национальной модернизации и альтернативы ей
Когда говорится о том, что национально-демократическая модернизация не является безальтернативным и даже очевидным сценарием модернизации Казахстана, упускается из виду, что все 30 лет он и развивался в совсем другой логике — авторитарной. И этот авторитарный режим мягко говоря не идеально, но объективно решал именно исторические задачи национальной модернизации в виде создания независимого государства и идентичности его нации.
При этом стоит отметить, что этот режим, которому вменяют чуть ли не выдавливание русских, решал эту задачу максимально аккуратно по отношению к русскоязычному населению. До такой степени, что и спустя 30 лет немалая часть этого русскоязычного населения, живя в независимом Казахстане не знает его государственного языка (к примеру — живущие в России, в том числе компактно, казахи русский знают поголовно). Миллионы русских и русскоязычных продолжают жить в Казахстане и многие из них добиваются успехов в бизнесе или спорте, а те, что демонстрируют свою казахстанскость, даже в политике. Но, да, русское присутствие в стране сокращается — как из-за оттока русских в Россию (впрочем, в нее уезжают даже некоторые казахи), так и из-за притока в Казахстан зарубежных казаков, а также в целом большей рождаемости у казахов, особенно сельских. Еще один немаловажный фактор — рост числености и высокая рождаемость в стране среди других центральноазиатских народов, от узбеков до уйгуров.
Теперь о собственно казахской модернизации. Случившийся в 2022 году коллапс показал исчерпанность или слабость не демократической, а именно авторитарной модели. Значит ли это, что демократическая вместо нее обречена на успех? С одной стороны, нет, но с другой стороны важно понимать, что имеется в виду под успехом. Соседний Кыргызстан вряд ли может похвастаться такими уж успехами в экономике и социальном развитии, но в целом в нем утвердилась вполне себе демократическая система — с постоянной сменяемостью власти, оппозицией и независимыми СМИ. Конечно, отнюдь не западного типа, но тем не менее. И почему стоит думать, что такая же система не могла бы утвердиться в Казахстане, которы в 90-е годы двигался с акаевским Кыргызстаном примерно по одинаковому пути? Напротив, по сути общенациональный характер казахского восстания дает основания считать, что без спасения иностранными войсками обанкротившегося режима страна бы вышла на создание какого-то правительства национального единства, а далее на транзит к киргызской модели.
3. Миссия российских силовиков
В вышеописанном контексте миссия российских силовиков имеет своей целью не защиту русских или стратегических объектов вроде Байконура, а именно пресечение такого демократического транзита и национальной модернизации в целом. Об этом далее, но перед этим стоит признать, что конечно неорганизованный характер этого казахского восстания как следствие разгрома авторитарным режимом всех оппозиционных сил в стране и его неспособность обуздать порожденный осыпанием режима хаос создали идеальный фон для такого внешнего вмешательства.
Что же касается цели пресечения национальной модернизации как таковой, то этот вывод следует из не только предотвращения смены власти и демократического транзита, но и из того, что не скрывается задача демонтировать назарбаевский режим, осуществлявший национальную модернизацию, как слишком национальный и независимый.
В такой перспективе логика укрепления или возвращения русского присутствия в Казахстане выглядит как чисто колониальная, потому что в отличие от советского проекта никакого большого модернизационного проекта русские с собой уже не несут. Их миссия становится чисто жандармской, что хуже всего может отразиться прежде всего на местных русских, которые могут прельститься заманчивой, но тупиковой перспективой стать оплотом такого колониального владычества вместо интеграции в казахскую политическую нацию, предпосылки для которой уже стали возникать.
4. Российские интересы
Разговор о шмиттовском Рейхе сам по себе интересен, но в силу яркости и определенной эпатажности такого интеллектуального языка возникает риск того, что форма может затмить содержание.
Так вот, «Рейх» вовне — это цель или средство? Пока из рассуждений оппонентов складывается впечатление, что скорее первое с не очень убедительными попытками обосновать это практическими выводами и потребностями «внутреннего Рейха». Однако если во главу угла ставится необходимость защитить «внутренний Рейх» от потенциальных угроз из приграничных с ним стран в результате их дестабилизации, то надо вернуться к вопросу о том, а способствует ли достижению этой задачи чисто колониальная логика пресечения любой национальной модернизации этих стран?
Паки и паки — вопреки болтовне евразийцев и иже с ними никакого большого модернизационного проекта нынешняя Россия с собой не несет и нести не может. И прежде всего потому, что она стремительно демодернизируется внутри себя.
Но если этот процесс завтра развернется, каким может стать вектор новой российской модернизации? Вопрос о том, насколько более или менее демократической или авторитарной она может быть действительно является открытым, но одно нам представляется очевидным — она может быть только постимперской, потому что имперская модель в любом ее реалистическом формате в России имеет уже только антимодернизационные перспективы.
Значит ли это, что такую постимперскую Россию не будет волновать то, что происходит по периметру ее границ? Отнюдь. Но ее политика за их пределами уже не сможет быть не миссионерско-модернизаторской (советский проект), ни колониальной. Какая же опция ей тогда остается? Возможно, чтобы ответить себе на этот вопрос, имеет смысл не только внимательно перечитать соответствующие текты Збигнева Бжезинкого, но и осмылить место Германии в современной Европе так, как это делает Ярослав Шимов.
