декабрь 2022 года

К вашему интервью. Вопрос к вашему посту про чекистов и идеологическое наполнение. Кеворкова как я понял на ваш пост ответила, что на РПЦ сваливают вину чекистов. Насколько вообще идеология тут важна? Современные спецслужбы во всем мире заменили собой партии как способ контроля общества. Идеалогия для них как инструмент, где-то это национализм, где-то религия, где-то либерализм, но обычно это смесь всего вышеназванного. Сюда же можно добавить то что говорит Арестович, что угроза со стороны России для окружающих стран будет и с президентом Навальным, внутренняя логика системы подталкивает к конфликтам с соседями. В итоге что тут важнее внутренняя суть системы или идеология которую исповедуют верхи этой системы?

Сергей Жариков считает, что к путинской России неприменимо понятие «система», потому что, по его мнению, она представляет собой бессистемную связь разных конкурирующих групп, находящихся в динамических отношения между собой и с различными внешними группами. Я считаю, что это и усложнение, и упрощение одновременно, так как на мой взгляд, система в путинской России есть, что не отменяет того, что в ней могут быть конкурирующие группы.

Позволю себе использование вульгарного в глазах интеллектуальных эстетов языка истмата, но эта система состоит из своих базиса и надстройки, которые каждый по отдельности и в сочетании друг с другом определяют ее специфику. Криминал-чекизм это социально-политический базис этой системы, а русскомировский, сменовеховский, квазиевразийский империализм – ее надстройка. На вопрос о том, что важнее для сущности этой системы – первое или второе, я отвечаю – и первое, и второе. Без первого она бы не перешла ко второму – так, как перешла и не претворяла бы его программу в жизнь так, как претворяет. Но и без перехода ко второму она не была бы той системой, которой является сегодня.

В этом сущность моего заочного спора с Надеждой и вообще со всеми, кто считает, что идеологическая надстройка не играет для криминал-чекизма никакой роли и подобна перчатке, которую можно просто снять, одев другую. Но иногда бывают такие ситуации, что перчатка может настолько приклеиться к коже, что без хирургического вмешательства отделить ее уже не получится. Что мы и наблюдаем сегодня.

Так как я вращался и в бизнесе, и в идейно-политической среде постсоветской России, формирование нынешней системы происходило на моих глазах и я наблюдал его практически изнутри, несмотря на свой молодой тогда возраст. Поэтому утверждаю – у тех, кто тогда в большинстве обладал реальными возможностями и властью, не было нынешних идейных настроек, а у тех, кто тогда исповедовал эти идеи, в большинстве не было таких возможностей и власти. И только тогда, когда часть вторых выиграла битву за умы первых и за то, что Грамши называл «культурной гегемонией» в обществе, родился тот гибрид криминал-чекистского террористического империализма, который является сущностью позднего, завершенного путинизма.

Любое иное сочетание этих двух элементов на выходе давало бы другой результат. Например, криминал-чекизм теоретически мог бы не стать агрессивно-империалистическим, оставшись в тех рамках, в которых он находился до 2014 года. Но это для него было бы неустойчивое состояние, поэтому скатывание в состояние нынешнее, завершенное было для него вполне логично – это у меня расписано в одной из последних глав «Незавершенной революции». Теоретически, наоборот, империалистический режим мог бы быть не криминал-чекистским, а мобилизационным, как того бы хотели «турбо-патриоты». Но практически это вряд ли было возможно, так как мобилизационные, производственные силы в постсоветской России потерпели поражение и к власти пришел Путин именно как ставленник чекистов, возглавивших «криминальную революцию», то есть, распил страны. То, что он с таким бэграундом решился бросить военно-политический вызов международной системе это, конечно, безумие. Но это закономерный результат того, что у власти оказались плохообразованные гангстеры, утратившие или изначально не имевшие адекватного представления о мире, которым пришлась по душе и ко двору та шизо-идеология «русского мира», «евразийства», «исторической России» и т.д., которую им подарили их идейные энтузиасты.

Как вы оцениваете в новой (политической и военной) ситуации работу оппозиционных СМИ вещающих на аудиторию в РФ, как старых, Радио Свобода и ее региональные направления, Настоящее время, Дождь и других, так и новые, к примеру Утро февраля? Считаете ли вы, что для новой стратегической оппозиционной повестки (которую вы продвигаете) достаточно старых информационных площадок или необходима новая? Если да, то какова была бы ее форма и концепция?

На самом деле, в информационных русскоязычных площадках сегодня дефицита нет. Части из них, той, которая не имеет стабильного государственного финансирования, конечно, приходится вести перманентную борьбу за выживание, но это уже вопрос того, какие из них востребованы своими аудиторией и спонсорами, а какие нет. И те, что есть, видимо, востребованы, а те, что закрываются – нет. Но так или иначе, если какие-то проекты закрываются, то постоянно возникают какие-то новые, которые в совокупности представляют идеи и подходы всего возможного идейного спектра. Правда, если у кого-то вдруг возникнет безумная мысль, что это свидетельствует о невероятной свободе слова в России, то надо подчеркнуть, что большинство этих проектов на ее территории как раз запрещены, выдавлены зарубеж и вещают оттуда. Так что, если и говорить о расцвете медиа, то не в России, а в эмиграции.

Далее, если говорить о палитре этих проектов и медиа, то они очень разные. Есть проекты, которые мне представляются очень невнятными, которые работают скорее по инерции, увы, имея при этом такое финансирование, которого и близко нет у куда более эффективных и боевитых проектов и медиа. Если как-то комментировать историю с «Дождем», о которой наверное уже было сказано все, что можно, то наверное, и это медиа кому-то нужно и даже играет какую-то полезную роль, но с той политикой, которую они выбрали или точнее, которую по инерции принесли из путинской России, где годами проскакивали между струйками, это точно нужно не в Латвии и точно например не мне и не таким как я. 

Мне в этом отношении по душе проекты с однозначной военно-политической позицией, такие как «Утро Февраля» и Freedom, находящиеся в Украине и могущие быть востребованными во фронтирных странах вроде Латвии. Ну и конечно Идель.Реалии, колумнистом которых я являюсь, где освещается важная региональная проблематика. Но кому-то наверное, нужен и «Дождь», который, полагаю, найдет для себя более подходящую площадку, не в Латвии, а где-нибудь в Черногории или Армении, где лавирующая позиция уместна и возможна.

В связи с последними резонансными событиями вокруг российских военопленных — выдача на расправу зэка из чвк вагнер, предварительно смачно набив ему цену провакационными интервью, и расстрел целой группы сдающихся в плен российских солдат — очевидно что проект новой роа провалился (ибо никакой вменяемый человек конечно теперь не захочет на своей шкуре проверять правдивость заявлений украины) а скорее самим киевом на нем поставлен жирный крест ввиду того что изначально все эти «свободы россии» были лишь дезинформацией с целью деморализации противника и легендирования собственных операций «за линией фронта». В связи с этим у меня вопрос: «ну шо сынку, помогли тебе твои ляхи»?

Понимаю ваше злорадство, но должен вас разочаровать – все эти трагические случаи, особенно с Нужиным, где реально был серьезный прокол (случаи расстрела пленных были куда менее однозначными — в одном вообще не было видно момента сдачи в плен, в другом огонь был открыт в ответ на огонь, решившего не сдаваться), системно ничего не меняют.

К сожалению, аксиома в таких историях заключается в том, что гарантии признания и защиты в войне дают не идейность и добрые намерения, а официальный статус, будь то в виде гражданства или в виде принадлежности к признанной государством структуре. И это касается не только Украины, но и России, где статус мобиков ЛДНР был один, а у кадыровцев или офицеров ЧВК «Вагнер» другой. Так же и в Украине, ребята, причем, украинцы, мобики, которыми затыкали дыры на Донбассе, находились в одной ситуации, а те, кто оказывались в подразделениях с нормальными командирами и обеспечением, будь то ВСУ или некоторых ТерО, в качественно иной.

Поэтому у тех россиян, которые сумели получить статус и оказаться в признанных подразделениях, таких проблем нет. Им «ляхи» помогли, но потому что они помогли себе сами. А кто сам себе не помог, ему не помогут никакие «ляхи», «пиндосы» и т.д. Жизнь – боль. К сожалению, это работает так.

Если раньше вы критически относились к перспективам распада России и говорили, что предпочитаете обновленную федерацию или конфедерацию, то в последнее время вы все чаще поддерживаете тех, кто выступает за полный распад страны. Это эмоциональная реакция на происходящее или осознанный выбор?

Об эмоциональной составляющей здесь говорить, конечно, можно, но это эмоции человека, который давно и осознанно занимается этой темой и изучает ее. И пытается оценивать события достаточно трезво, чтобы не давать подобным эмоциям захлестывать себя и определять свои цели, так как в столь важных вещах эмоции плохой руководитель.

Тема распада России стоит на повестке дня столько, сколько я себя помню в сознательном возрасте. И мое отношение к ней было разным в разное время и в разных ситуациях. Что, однако, интересно, так это то, что эта тема всегда обсуждалась и обдумывалась, в том числе и мной. Что означает, что то государство Российская Федерация, которое возникло после распада СССР, практически никем не воспринималась как константа, а как нечто незавершенное и подлежащее трансформации. Причем, это убеждение разделяли как те, кто считал, что эта трансформация должна идти в направлении уменьшения его границ, так и те, кто считал, что эта трансформация должна идти посредством увеличения его границ. И то, и то – в различных возможных формах, например, через конфедерализацию РФ или наоборот через создание вокруг нее обновленного союза.

В период националистического активизма и на его излете у меня были разные подходы к этому вопросу, но после того, как я стал заниматься общественной деятельностью на новой платформе, угол зрения несколько сместился и стабилизировался. Скажем так, уже в тот момент я считал и стою на таких же позициях, что и большое многосоставное государство, и выделение из него отдельных национальных государств – это возможные опции, которые не надо абсолютизировать.

Соответственно, так как у каждой из этих опций есть свои плюсы и минусы и вообще, и в каждой конкретной ситуации, надо выбирать их, исходя из того, что перешивает. Так я считаю и по сей день.

Несмотря на то, что я участвовал в оппозиции к Путину еще до его прихода к власти, в тот момент, когда многие либералы его наоборот поддержали, где-то в середине нулевых годов возникла иллюзия или точнее запрос на то, что Путину удается стабилизировать Россию и у него есть потенциал превратить ее в перспективную страну. Хочу отметить, что в тот момент эту иллюзию не только продавали такие тогдашние архитекторы путинизма как Павловский и его коллеги, эта перспектива была интересна не только многим россиянам, которые впоследствии перешли в радикальную оппозицию к Путину, но и таким закоренелым борцам с российским империализмом как Корчинский и Нухаев. Тот же Арестович тогда приезжал в Москву встречаться с околокремлевскими идеологами, и хотя сейчас он говорит, что приезжал как агент украинской контрразведки, Корчинский, с которым он тогда приезжал, явно проявлял интерес к возможности появления в мире новой политической платформы, с которой смогут взаимодействовать самые разные силы, рассматривающие ее как противовес агрессивному либерализму. Позже Москва стала активно использовать эту иллюзию, но привлекая либо абсолютно оппортунистические силы, либо те, у которых в силу их отдаленности от нее, не было с ней никаких конфликтов интересов, зато такие конфликты были и есть с США. Для Корчинского же, Нухаева и таких как они, с оговорками включая в этот ряд и меня, места в этой схеме не нашлось, потому что в той сфере, которую Москва рассматривала как свою, ни с какими интересами она считаться не собиралась, а действовала с позиции подчинения и встраивания в свою жесткую систему – не союзников, а слуг. Впрочем, сейчас речь не об этом…

Так вот, я и сейчас считаю, что в середине нулевых у путинской России объективно (!) был шанс задать курс на строительство перспективного, сложного государства, способного внутри себя учитывать и согласовывать разные интересы. Для этого, конечно, требовалось видение Новой России, основанное на признании и осмыслении тех ее границ, что возникли после распада СССР, ее новой концепции и историософии, и выстраивании внутренней и внешней политики, отталкиваясь от этого. Учитывая то, что в тот момент мне казалось, что такой потенциал есть, а последствия возможного распада России виделись мне катастрофическими, я был настроен ко второму сценарию негативно и искал варианты для реализации первого. 

Однако хотя такой потенциал развития у России тогда объективно был, субъективно он оказался невостребованным. Можно сказать иначе – в теории существовал, на практике же во главе страны находились либо люди, у которых вообще не было никакого стратегического видения и которые плыли по течению, либо люди, чье видение, в корне противоречило таким перспективам. Именно вторые в итоге и направили это течение, по которому поплыли первые. Которое, набрав силу, в итоге и привело Россию к нынешнему обрыву.

Что касается перспектив распада России, я и сейчас считаю иллюзиями надежды на то, что он произойдет по мановению волшебной палочки, обернувшись появлением десятков Швейцарий и Канад. Как и тогда я исхожу из того, что он будет катастрофическим, просто в отличие от большинства тех, кто боится этой катастрофы, явственно вижу, что она уже запущена нынешней властью, уже необратима, уже разворачивается, и в будущем просто будут происходить те ее этапы, для которых уже созданы все предпосылки. Сейчас идет война и поэтому я использую понятную многим аналогию – вы видите из окна чистое небо, и поэтому если вам скажут, что через 10 минут в ваш дом влетит ракета, которая его разнесет, вы в это можете не поверить, но тот, кто знает, что она уже выпущена, каковы ее траектория, скорость и разрушительная сила, понимает, что это произойдет.

Конфедерация и прочие политико-правовые структуры в этом смысле не содержание, а форма. Распад России не будет ни простым, ни единовременным процессом, и в каких конкретно формах он будет происходить и чем на выходе обернется, уверенно предсказать сложно. Об этом я говорил и до начала войны в различных обсуждениях с регионалистами и иностранными экспертами по этому вопросу, указывая на то, что в первое время это скорее всего будет происходить по ливийскому или сирийскому сценариям, когда формально, для международного порядка продолжает существовать одно государство, но фактически это уже несколько разных стран. 

Это я говорил и год назад, предостерегая коллег от идеалистического регионализма и мечтаний некоторых о том, что де по сценарию Союзного ли договора, который предлагал Горбачев, или Беловежской пущи, чинно-мирно соберутся представители нынешних регионов РФ и распустят ее, превратив ее во что-то новое. Но акценты тогда и сейчас действительно были разными. Тогда я говорил коллегам регионалистам и националистам, что добиваясь фактического суверенитета своих регионов и народов, придется учитывать некую связанность, в том числе признаваемую миром. Сейчас я говорю о том, что концентрироваться надо на практической подготовке своих проектов к полному коллапсу российской государственности и выстраиванию отношений с соседями и миром в этих условиях. Хотя эта связность в одночасье никуда не исчезнет, и так или иначе придется учитывать и ее.

Как ты видишь децентрализацию эрэфии, не в общих чертах, а пошагово?

Есть весьма неплохая книга Януша Бугайского «Гид по распаду России», в которой описан, на мой взгляд, наиболее реалистичный сценарий этого процесса. Не пошагово, конечно, но поэтапно, скажем так. Могу ее порекомендовать с двойным удовольствием, не только потому, что она объективно хороша, но и потому, что в значительной степени в ее основу Януш заложил ту аналитическую модель, которую я озвучил на организованном им workshop «Джеймстауновского фонда» где-то год назад. Книга есть на английском, есть на украинском и в настоящий момент переводится на русский – медленно, но надеюсь, верно.

Есть мнение, что с темой деколонизации России неоколониальный Запад пытается переложить проблему с больной головы на здоровую. Потому что колониализм это разделение на колонии и метрополию и ограбление первых в пользу вторых. А в России такого нет, так как она включает завоеванные территории в свой состав и часто в убыток в себе. А вот Запад до сих пор продолжает использовать дешевые природные и трудовые ресурсы стран Третьего мира и к тому же пытается им навязывать свою волю.

Убедительность уровня сторонников теории плоской земли. Ведь колониализм это не только про колонии, но и про колонизацию. И в этом смысле колониалистами были не только британцы по отношению к американским колониям, но и американские колонисты по отношению к коренным американцам. Это американцами признается, это является поводом для активных дискуссий у них, на этом основании у них вырабатывается так называемая аффирмативная политика, то есть, компенсаторная поддержка наследниками колонизаторов потомков тех, кого они колонизировали. Кстати, из всех стран Старого Света впервые все это было поднято на щит именно в советской России и СССР. Как это осуществлялось на практике, отдельная история, но в теории, идеологически это означало признание Российской империи колониальной державой, признание преступлений «помещичье-буржуазного колониализма» в отношении завоеванных народов и противопоставление этому политики советского «пролетарского интернационализма», проводником которой был «русский пролетариат» как антитеза «русских помещиков и буржуазии». Опять же, я говорю строго о теории, об оседлании русскими коммунистами антиколониального дискурса, которое по крайней мере идеологически было последовательным, включая в себя такие элементы как право наций на самоопределение, ускоренное строительство социалистических национальных кадров и культур и т.д.

Но дело-то в том, что именно от этого наследия путинская Россия и отказалась, осудив национальную политику коммунистов и начав реабилитировать политику Российской империи. Причем, если некоторые из ее адептов честно признают, что она была колониальной и либо воспевают это (линия «Спутник и Погром»), либо оправдывают тем, что тогда было такое время и все так делали, то находятся уникальные персонажи, пытающиеся доказать, что никакого колониализма в Российской империи не было. Это так восхитительно, что не требует никаких серьезных дискуссий – самое интересное, что для уничтожения этой хуцпы и аргументации в стиле «плоской земли» необязательно даже обращаться к современным постколониальным исследованиям, которых на эту тему есть предостаточно. Достаточно поднять из архивов и библиотек то, что было собрано и обобщено в самой России в советский период. Поэтому, как это можно серьезно обсуждать, я даже не знаю.

Другое дело, что на серьезном теоретическом уровне тема колониализма не так проста, как это преподносится современными левацкими деколониалистами. Есть споры вокруг теории внутренней колонизации, есть проблема соотношения культурно-политической деколонизации и экономического неолиберального неоколониализма, есть конкуренция разных антиколониальных нарративов, зачастую фактически прикрывающих колониальные проекты. Я лично отнюдь не сторонник плоского и абсолютного и антиколониализма, и антиимпериализма и предпочитаю рассматривать эти процессы на территории бывшей и нынешней Российской империи не в морально-оценочной плоскости, а в контексте исторического процесса трансформации абсолютистских империй в республиканские национальные государства. В таком ключе, например, кемализм при всем моем негативном мировоззренческом отношении ко многим его аспектам, предстает как эффективный пример такой трансформации, хотя в логике последовательной современной постколониальной теории он представлял собой победу колониального, колонизаторского национализма, сопровождавшуюся этническими чистками.

Когда рухнет или будет пересмотрена противоречивая международная система, когда с одной стороны говорят о праве наций на самоопределение, а с другой о принципе нерушимости границ?

Международная система может рухнуть и измениться, вопрос лишь в том, что придет ей на смену и как. Учитывая то, как это происходило в предыдущие разы, когда сперва возникла Лига Наций, а потом ее заместило ООН, можно предположить, что без мировой войны той или иной степени интенсивности это вряд ли возможно. Особенно с учетом того, что внутри ООН и его Совбеза отсутствуют механизмы преодоления права ветто его постоянных членов.

Возникнет ли в итоге такая система, которая устроит всех? Едва ли. От смены системы всегда кто-то выигрывает, а кто-то проигрывает, и как показывает практика, новая система отражает интересы победителей в мировой войне. Ну а пока ее нет, так или иначе придется существовать внутри системы, где есть все эти зазоры.

Видите ли Вы пути установления на пространстве РФ нового, неимперского политического порядка, отличные от Вашего сценария Тридцатилетней Войны? Опишу чуть подробнее: После начала войны возник некоторый раскол в среде условно правых антиимперских авторов. Так, например, телеграм-авторы, с которыми Вы до этого как будто были скорее на одной стороне — Степной суслик, Егор Ершов — теперь вроде бы по другую сторону баррикад. Раскол проходит, как кажется, по вопросу о пораженчестве. Примерно представляя Вашу позицию и аргументы в ее пользу, я хочу задать Вам такой вопрос — насколько Вы считаете — если, скажем так, попытаться абстрагироваться от политических эмоций — внутренне последовательной позицию ваших оппонентов, воздерживающихся от радикального пораженчества по причине его практической катастрофичности для населения нынешней РФ? То есть, иными словами, есть Ваш сценарий Тридцатилетней войны с развалом РФ и долгим, кровавым путем в Построссию, и есть ряд антиимперских великорусских националистов, которых этот сценарий страшит; причем страшит, как кажется, чисто практически, а не концептуально. Я не услышал ни от кого из них альтернативной пораженчеству проактивной политической программы (я задавал им этот вопрос), но, тем не менее, хотелось бы понять и Ваш взгляд на них: Вам кажется, что антиимперские русские, которые «все понимают», но остерегаются объявить радикальную войну на уничтожение РФ — просто недостаточно последовательны, или Вы готовы допустить, что в чисто практической плоскости их сдержанность может быть оправданна ? Иначе говоря: поставив на тотальный слом режима РФ путем войны, мы, все же, не гарантируем возникновение политического порядка, лучшего, чем тот, что есть сейчас; не может ли оказаться, что путь, который предлагают «умеренные пораженцы» — как я могу судить, те же Ершов, Басманов и другие — может чисто практически оказаться более выигрышным, чем путь Тридцатилетней Войны? Не рискует ли позиция радикального пораженчества оказаться заложником эмоции ненависти к формату имперской сборки Северной Евразии — безусловно, ее заслуживающему — так, что в итоге проиграет само политическое дело эмансипации от этого формата?Оговорюсь — КОНЦЕПТУАЛЬНО необходимость политической пересборки пространства Северной Евразии очевидна, и вопрос касается по большому счету, только того, какой ПРАКТИЧЕСКИЙ путь к этой пересборке вернейший и, если уместно об этом говорить, оптимальный для народов, населяющих РФ. Ну и, чтобы расставить точки над и — я являюсь радикальным пораженцем, и именно поэтому меня интересуют критические по отношению к пораженчеству программы.

Спасибо за интересный вопрос. Различные сценарии в теории вижу, признаю и сам об этом писал. Например, о «сценарии Тухачевского» — военном перевороте с последующим выводом России из войны, подписанием нового Брестского мира, зачисткой ястребов и разворотом страны от экспансионистской политики к изоляционистской. Конечно, теперь уже однозначно с возвратом оккупированных территорий (возможно, поэтапным), выплатой репараций в обмен на снятие санкций (синхронизацию и способы можно было бы обсуждать) и осуждением наиболее одиозных преступников и разжигателей войны. Как вариант не в Гааге, а внутренним, в том числе с объявлением их иностранными шпионами.

Возможно такое теоретически? Возможно. Устроил бы такой вариант мир больше, чем «продолжение Тридцатилетней войны», о котором я пишу? Наверняка. Принял бы его я? Из гуманистических соображений да, хотя понимаю, что мне в таком варианте места не будет, по крайней мере в такой России.

Но есть с этой «экономно-гуманистической альтернативой» одна, но серьезная проблема. Теоретически-то она возможна, а вот практически похоже нет. И именно потому, что нет внутри системы, в той же армии сил, которые могли бы это сделать. Или хотя бы попытались, как Штауфенберг. А раз так, раз внутри системы и внутри страны нет сил, способных остановить ее на пути в обрыв, значит, она по нему проследует дальше и свалится в пропасть. Если вдруг случится чудо и что-то этому помешает, с гуманистической точки зрения буду этому рад.

Каково ваше отношение к казачьему нацдвижению? Какими вы представляете границы будущей Казакии, да и в целом постРФ.

Представлять себе сегодня границы будущей постРФ все равно, что гадать на кофейной гуще. Уж слишком много разных факторов, которые могут на их определение повлиять, поэтому наиболее разумно было бы судить об этом пост-фактум.

Что касается отношения к казачьему нацдвижению, то есть, к тем, кто хочет видеть казаков не слугами империи, а автохтонным народом, пытающимся переосмыслить свои отношения с ней, в целом оно положительное. Правда, вижу у казачьего движения одну серьезную системную проблему – противоречие между ставкой на узкоэтнический национализм и стремлением некоторых его представителей к созданию своего национального государства. А именно на тех землях, на которых этнические казаки находятся в меньшинстве.

Вторая серьезная проблема – территориально-исторические противоречия с другими претендентами на соответствующие земли, особенно Терека и Кубани. С этой точки зрения перспективы казачьего национального проекта на Дону выглядят более реальными, опять же, если суметь решить вопрос инкорпорации в него большинства местного населения. Что же касается Кубани, там наверное придется обращаться к Украине как возможному арбитру между казаками и черкессами в этом вопросе. На счет Терека – разве что в Ставропольском крае, так как про все, что находится в кавказских республиках я бы на их месте просто забыл и не совался туда, чтобы не обрекать себя или своих потомков на неизбежный новый исход с сопутствующими ему «удовольствимями».

Скажите пожалуйста, какая у вас позиция по будущему краев и областей Сибири/Урала/Дальнего Востока? Должны ли они, по вашему мнению, стать самостоятельными странами, или членами федеративного государства нормального человека (как в США, ФРГ, Австралии и Канаде)? 

Мои давние читатели знают, что в логике сохранения и перезагрузки России в парадигме Цымбурского именно «урало-сибирскую скрепку» я видел тем новым центром, вокруг которого это может произойти. При таком подходе они могли бы стать федеральными землями или республиками. Сейчас, честно говоря, такой перспективы я не вижу, хотя, если бы произошел переворот, о котором шла речь в ответе на один их предыдущих вопросов, для устроившей ее хунты логично было бы сделать именно это – центр страны с ее западной части сместить на Урал и в Сибирь.

Но если этого не происходит и судьба Сибири обсуждается вне российского контекста, предпочитаю, чтобы ее обсуждали и решали сами сибиряки. Думаю, им видней, что для них выгоднее.

Здравствуйте, Вадим! Хочу задать вам несколько вопросов. 1) Как вы себе представляете освоение Сибири, пространств не столь благоприятных для колонизации, какими были американские прерии? Холод и неплодородность многих земель явно не будут способствовать процессу освоения. 

Это имеет смысл обсуждать в контексте ответа на предыдущий вопрос. Иначе говоря, можно сэкономить наши время и усилия, так как нынешняя российская власть этого делать не собирается, а потенциальной альтернативы ей в виде новой российской власти, у которой бы были такие намерения, на горизонте нет. Потому что у всех, кто с такими идеями выступал, вроде Дерипаски или Шойгу шансов взять власть и начать реализовывать какие-то программы развития, я уже/сейчас не вижу. Ну а в условиях возможного коллапса системы решать этот вопрос придется уже сибирякам – сколько им нужно населения, куда, сколько и как им привлечь или наоборот, откуда сколько вывезти.

2) Каким образом будет решаться проблема сегодняшних дотационных регионов при устранении федерального центра, что осуществляет перераспределение ресурсов?

Таким же, как после распада СССР – придется учиться жить своим умом, чему будет способствовать высвобождение их сил и инициативы. Как вариант, создавать крупные межрегиональные объединения, в том числе с участием заинтересованных в них соседних государств.

1) Каковы шансы создать Татарстан он Астрахани до Уфы?

Думаю невеликие и я бы не стал ставить перед собой такую цель, учитывая ее утопичность.

2) Каковы шансы создать Башкурдистан (Валидовский Башкортостан)?

Не очень понятно, что под этим имеется в виду. В контексте предыдущего вопроса, подозреваю, что создание «малого Башкурдистана» в границах без территорий бывшей Уфимской губернии. Ну «шанс»-то такой есть, но захотят ли башкиры им пользоваться, это большой вопрос. Потому что, шанс у них в принципе есть и на сохранение Башкортостана в его нынешних границах – в том случае, если они сумеют реализовать концепцию политической нации Айрата Дильмухаметова, которую принял на вооружение Башкирский Национальный Политический Центр, и создать эффективную систему региональных и международных союзов. Но если нет, то есть «шанс», что придется скукоживаться до «малого Башкурдистана».

3) Имеет ли значение религия в политике 21 века? Нужна ли она национальным меньшинствам для выживания?

Мы же видим, что религия в XXI веке имеет значение, по крайней мере, во многих местах.  Но не везде и не всегда это значение одинаковое. Поэтому дать универсальный ответ для всех «национальных меньшинств» сегодня наверное затруднительно.

Насколько важно с Вашей точки зрения — право на свободное хранение и ношение оружия? Возможно ли полноценное существование и развитие в условиях когда это право не признается либо оговаривается множеством условий?

Принципиально я за и считаю, что у свободных людей и полноценных граждан такое право должно быть. Соответственно, без него свобода и права в обществе неполноценны.

Но, конечно, надо понимать, что в разных обществах могут быть разные специфики регулирования этого вопроса. Например, сейчас в Украине раздача оружия происходит явочным порядком и это не приводит к всплеску криминала. По крайней мере, сейчас, в условиях войны – что будет после нее, пока сказать сложно. Это максимально близко к американскому варианту, где в большинстве штатов достаточно придти в магазин, предъявить удостоверение личности и можно купить почти любое огнестрельное оружие. Но как мы знаем, периодически это там оборачивается эксцессами, на фоне которых предлагается ужесточить правила приобретения, хранения и ношения оружия.

а посередине между странами с максимально свободным режимом и отрицающими такое право граждан находятся страны вроде Чехии, где в принципе такое право у граждан и резидентов есть, но чтобы получить разрешение на оружие, надо сдать теоретический и практический экзамен на знание правил обращения с ним, и не иметь противопоказаний от врачей и полиции. Тоже вполне себе вариант для многих обществ.