Итак, небольшая обобщающая заметка об идеях Андрея Головнева.
Прежде всего, надо понимать, что речь идёт не о «партизанском» идеологе вроде Дугина, а об академическом учёном, причём, весьма высокого ранга, и к тому же государственном служащем (директоре Кунсткамеры), который в силу своего положения не может открыто поднимать опасные темы. Но думающего читателя он к этим темам подводит, оставляя его рассуждать над ними самостоятельно, а свою практическую позицию по важнейшим из них в итоге формулирует, оставляя за скобками то, как и почему он к ней пришёл.
В лице Головнева мы имеем дело с учёным мирового уровня и человеком энциклопедических знаний, мыслящим в конвенциональной научной парадигме. Но научная фундаментальность нисколько не мешает ему размышлять ярко и интересно. Головнев мог бы стать в России кем-то вроде Доккинза и Харрари, но увы, при наличии такого потенциала свой since fiction в России невостребован, а востребован в основном трэш, особенно, когда речь идёт об осмыслении национальной истории и идентичности.
При этом по меркам современной мировой академии идеи Головнева без преувеличения революционны или, напротив, контрреволюционны. В эпоху абсолютного господства в этой среде дискурсов постколониальности и деколонизации, он занимается открытой апологией колонизации. При этом обвинить его в каком-то конкретно колониализме вроде русского или европейского не удастся — он воспевает колонизацию как исторический и даже палеоисторический, эволюционно-биологический принцип, проявляющий себя посредством самых разных народов. Причём, как показывает Головнев, вчерашние колонизаторы могут стать завтрашними колонизируемыми, и наоборот, а обратная колонизация оказывается закономерным и неизбежным следствием породившей ее колонизации.
Этнический фактор играет важнейшую роль в повествовании Головнева, но при этом его дискурс нельзя назвать этноцентристским, хоть свои пристрастия у него и есть, о чем далее. Этническая политика по Головневу это не статика, а динамика, в том числе динамика симбиозов и вражды, а также периодических трансформаций этничности.
Ещё одна причина, по которой Головнева не получится обвинить в русском шовинизме или европейском супремасизме, несмотря на его апологию колонизации — его очарованность «малыми коренными народами Севера». Правда, согласно его концепции, такая характеристика применительно к ним абсолютно неуместна — как он показывает, некоторые из них вроде ненцев сами являются настоящими колонизаторами, и в целом эти народы надо воспринимать не как примитивных туземцев, а как носителей великой циркумполярной цивилизации.
Если переходить уже к истории Руси, то ее происхождение он рассматривает не просто как типичный колониальный продукт локального масштаба, а как неотъемлемую часть глобального колониального феномена своего времени — Норманнского мира. И надо сказать, что панорама, которая открывается в результате такой смены фокуса, выглядит совершенно иначе, чем история Руси выглядит изнутри.
Головнев подробно обосновывает и принимает как данность колониальный политогенез Руси и России, выделяя в нем три силовые линии, накладывающие друг на друга: нордизм, ордизм и понтизм. Автохтонный, условно славянский (про финский элемент он также не забывает) фактор он при этом не списывает со счетов, отводя ему ассимиляционно-гравитационную роль. При этом сочетание всех этих линий и факторов во множестве их вариаций он описывает очень подробно и увлекательно.
Конечные выводы Головнева в «Феномене колонизации» могут настолько же не понравиться иным поклонникам российского колониального освоения Евразии, насколько им может понравиться его взгляд на историю этого освоения. «Есть у колонизации начало, нет у колонизации конца» — таков историософский вывод автора, который считает, что обратная колонизация, происходящая сейчас в отношении бывших имперских метрополий со стороны выходцев из их бывших колоний, является не столько «платой за колониализм» (автор далёк от осуждения этого явления), сколько его изнанкой и продолжением.
Излагая свои взгляды на историю России, Головнев как академический учёный пытается рассуждать объективно и беспристрастно, насколько это конечно возможно для человека, имеющего достаточно нетривиальные взгляды на этот комплекс проблем. И как было отмечено в начале рецензии, самые острые вопросы, не могущие не возникать по ходу его повествования не просто у историка, но и у патриота, он просто оставляет за его скобками.
И тем не менее, помимо отстранённого взгляда эдакого исторического этомолога на борьбу видов, в которой побеждает сильнейший, в ряде своих текстов и выступлений Головнев проявляет себя и как патриот, имеющий своё представление о желаемом и должном будущем страны. И этот его патриотизм имеет северный характер, закольцовывая таким образом его рассуждения об истории Руси и России, отправной точкой которых является для него нордизм. Что неслучайно — как бы равноудалено ни пытался он описывать все три «изма» в истории Руси и России, при внимательном чтении не остаётся никаких сомнений в том, что его сердце целиком принадлежит первому — «нордизму».
Однако следует отметить, что «нордизм» по Головневу это совсем не тот нордизм, к которому привыкли представители определенных идейных кругов или исследователи их дискурса. Нордизм Головлева это не узко-расовый нордизм, но идея единства интегрального, глубинного Севера, охватывающего народы разных рас и языковых семей, объединённых схожей эволюционно-биологической историей в схожей географии.
Также интересно, что для Головнева нордизм это не только теория, но и практика, так как помимо остальных своих ипостасей (учёный, режиссёр, поэт, музыкант), он ещё и эксперт-полярник, участвующий в российском освоении Арктики. И об этом следовало бы поговорить отдельно…
Словом, писать о работах этого мыслителя можно много. Но вряд ли это будет продуктивно, если читатель сам не ознакомится с основными из них. А чтобы способствовать этому ознакомлению и популяризации трудов и идей профессора Головнева, есть идея создать отдельную площадку, на которой будут выкладываться как ссылки на них, так и отдельные цитаты из них по тем или иным вопросам.
Личность Головнева заставляет вернуться к уже поднимавшемуся как-то разговору — о соотношении радикальной и государственнической парадигм в русской истории.
Первые поклоняются государству как божеству, вторые по тем или иным причинам (от лично-карьерных до патриотических) работают в государственном управлении, государственных проектах. Причем, часто первые не являются вторыми, а вторые, наоборот, нередко не бывают первыми. К примеру, нынешние радикальные оппозиционеры вроде Милова, Касьянова, Гудкова, Илларионова, убитый Немцов — все они были государственными служащими достаточно высокого уровня, в то время как большинство идейных государственников имеют исключительно поэтическое представление о том, как функционирует государство.
Приведем еще один пример — многие проекты, реализованные большевиками, вроде ГОЭЛРО, были подготовлены государственными служащими и экспертами царского режима. Значит ли это, что реализовав их в том числе при участии этих людей, приняв их к себе на службу, большевики предали свою революцию наследникам прошлого режима? Да нет, конечно, потому что революция, если только речь не идет об анархической революции, это про то, кто контролирует государство и каким целям его подчиняет, а не про его полное руинирование.
Впрочем, уже не раз говорилось о том, что содержание, которое имеет понятие «государство» в русском политическом языке, является крайне проблемным. И лучше бы в идеале вообще отказаться от него в пользу «стато» и производных от него терминов вроде «статский» (вполне исторического, кстати), а также «федеральный», «республиканский» и «национальный», чтобы воспринимать практические государственные институты как технические инструменты, подлежащие соответствующей оценке, а не как атрибуты политического божества.
А о том, причем тут личность Головнева, попробуем поговорить позже.
Итак, вернёмся к обещанной теме о разных типах государственников на примере Головнева.
В начале знакомства читателей с ним на этом канале выставлялось его выступление в Совете Федерации, которое не грех повторить ещё раз. А сегодня выставим видео вручения ему Путиным госпремии за вклад в развитие науки, технологии и изучение наследия народов Арктики.
Что интересно в нем, как и в том видео его выступления в Совфеде? Наглядная иллюстрация не только различных масштабов личностей, но и того, кто является настоящим государственным (лучше — статским) деятелем и кто при этом владеет «государством».
Есть масса аналогичных видео вручения Путиным премий различным деятелям культуры и т.п., на которых видно, как они пытаются перед ним лебезить и выслуживаться. И на контрасте с ними это видео, в котором Головнев абсолютно доминирует и произносит программную речь на фоне явно смущенного, непривычного к такому доминированию, шаркающего ножкой Путина.
Такое же впечатление производит и его выступление в Совфеде перед пустышками, одни из которых с трудом пытаются его понять, а другие с трудом скрывают эмоции типа «ты чо тут выпендриваешься, самый умный что ли?»
И в первом, и во втором случае он пытается донести до правящего класса, этих «государей», свою доктрину северности России, глубоко им чуждую, потому что иначе столь яркая личность занимала бы в этом государстве куда более высокие позиции.
Так вот, что касается не только этой доктрины, но и практической деятельности Головнева — полярника и вообще российских полярников, можно повторить то, что ранее говорилось о ГОЭЛРО, подготовленном госслужащими императорской России и принятом на вооружение советской Россией.
Если и есть стратегические направления, развивающиеся при нынешнем режиме, которые можно и нужно будет взять на вооружение и продолжить национальной России, то одним из них является освоение Арктики. И конкретно для великорусского народа приоритеты таковы, что он может отказаться (в рамках комплексного урегулирования двухсторонних отношений) от принадлежности России Крыма, но не от своего присутствия и своих интересов в Арктике.
Да, формы этого присутствия и этого освоения придётся соотносить с тем положением, в котором к тому моменту будут находиться Россия и русские. Но то, что именно это направление для них является ключевым не только практически, но и археоисторически — это понимание, доступное человеку глубокого исторического, стратегического и по-настоящему государственного (национального) мышления. Таких в России осталось мало, так что, смотрите, как они выглядят.
