При ознакомлении с работами Головнева с их апологией колонизации может возникнуть закономерный вопрос — разве она не противоречит полностью главной идее этого канала, продвигающего антиколониальную повестку для русских и других коренных народов России?
Чтобы понять, в чем тут «нюанс», надо внимательно читать последние две главы «Незавершенной революции», главные цитаты которых по этой теме приводятся ниже.
Грубо говоря, колонизация может быть разной, в тч идейной, цивилизационной, технологической и тд, в то время как мы противостоим конкретному колониализму в отношении народов России со стороны ее правящего режима как выродившейся и агонизирующей разновидности имперской России (понтистско-ордистской в логике Головнева).
Однако этот практический антиколониализм с нашей стороны отнюдь не означает принятия повестки современной теории деколониальности, которая сама в свою очередь является формой непрямой (идейной, культурной) колонизации со стороны определенных глобальных асабий.
К слову, и Головнев в своей апологии Новгородской сетевой империи сочетает антиколониальный дискурс (ее позиционирование как альтернативы крепостничеству) с откровенным прославлением колониализма викингско-симбиотического типа.
В планах выкладывать здесь его тексты об этом.
«…тут мы подходим к важным проблемам политической философии. Например, для многих современных регионалистов, среди которых немало неоязычников, характерен идиллический взгляд на «естественное состояние» народов и территорий, пребывающих в мире, до появления имперских и прочих гегемонистских (орденских и т. п.) образований.
Конечно, такой инфантилизм не выдерживает никакой критики — он разбивался о реальность в прошлом, разбивается в настоящем и явно будет разбиваться в будущем. Природой собственно политического, на наш взгляд, был, есть и будет полемос, то есть, война или борьба в иной форме. В этом отличие политики от экономики в широком смысле как домоустроительства, являющегося сущностью локальной «политики». Отголоском этой идеи является и современный подход в ряде стран, которые могут предоставлять иностранцам, укорененным в некой местности, право голосовать на муниципальных выборах, но не выборах в государственные органы власти — центральные и региональные, и не наделяют их специфическими правами граждан, членов нации как политического феномена.
Идиллическому локализму с этой точки зрения так или иначе придется иметь дело с политическими «зверями», и новгородцы хорошо понимали это, приглашая защищать себя князей со своими дружинами. Кстати, сам Новгород отнюдь не был пацифистским образованием — новгородские ушкуйники ходили с грабительскими походами по Волге, и первыми из славян достигли Сибири тоже они. Просто в случае с Новгородом эта геополитическая и военная активность была делом специальной категории людей, сосуществующих с локальной республикой и приносящей ей пользу, а не подчиняющих ее себе и не упраздняющих ее.
В такой перспективе Русь и производное от нее представляет собой тот политический горизонт, от которого нереально отказаться. Однако надо отличать сознание представителей Руси как транслокальных политических асабий и русских как подданных любой господствующей асабийи. «Просто русские» запрограммированы быть инструментом в руках власти, которую они хронически не могут (и вряд ли смогут) поставить под свой контроль. А потому, для большинства русских альтернативой этому может быть только превращение «русского» в прилагательное, то есть, его приложение к тому, что само способно быть субъектом и подчинять его себе, как Господин Великий Новгород подчинял себе Русь в лице князей и архиепископов. Помимо дееспособных локальных сообществ, особенно в тех случаях, когда они отсутствуют (но должны будут возникнуть в ходе «вестфализации» России), это может быть причастность к любой идентичности, наделяющей ее носителей субъектностью — религиозной, идеологической, субкультурной, корпоративной и т.д.
…Глобальные проекты, особенно сегодня, когда многие из них делокализованы, по своей сути утопичны, но не в негативном, а в буквальном смысле у-топии как отсутствия привязки к месту. По этой причине они обладают полемическим (полемос как схватка, борьба), характером, в то время как заземляющая их локальность обладает потенциалом стазиса как приведения соперничающих сил к балансу, на выходе противопоставляя у-топии гетеро-топию, то есть, пространственно привязанную множественность укладов.
Тирания, спекулируя на страхе перед войной всех против всех, не сдерживает ее, а сама объявляет войну всем, превращаясь в режим перманентного террора. Жизнеспособность альтернативы двум этим стратегиям одной и той же тотальной войны — тирании и хаосу — теоретически могут обеспечить только локальные республиканские сообщества, способные усмирить полемос посредством его превращения в стазис в рамках системы баланса различных интересов и согласованных правил игры, позволяющих защищать их, не прибегая к тотальному уничтожению противника.
Глобальное и локальное, таким образом, призваны соотноситься между собой как мотор и тормоза — те элементы, без которых невозможно нормальное движение политического «автомобиля». Именно понимание этого тезиса дает ответ на вопрос, почему в российских условиях реальный федерализм или конфедерализм как сохранение связанности территорий и народов (при условии обретения ими реальной субъектности) со сдержками, противовесами и делегированным представительством, будет предпочтительнее полной дезинтеграции территорий, по крайней мере, за вычетом тех из них, которые мало чем связаны с остальной Россией.
В подобной конфигурации региональные сообщества как представители горизонтального принципа должны будут обрести республиканскую идентичность, подобную той, что была у Господина Великого Новгорода. А вот новыми варягами или новой Русью (а для кого-то — Ордой) этого пространства могли бы стать трансграничные — на сей раз конкурирующие асабийи — представляющие вертикальный принцип. С той существенной поправкой, что проявлять он себя должен не в противопоставлении горизонтальному, не в стремлении сломать его (московитская парадигма), но сквозь него, в сопряжении с ним, так, как это делают сегодня транснациональные сети».
