Актуальные материалы — 15.01.2022 at 09:40

Вадим Сидоров и его Русский радикализм

Интервью Telegram-каналу «ПРЕДВЕСТНИК»

1.Вся публика в РФ сейчас направила свои взоры на события в соседнем Казахстане. Что там произошло по вашему, учитывая всю информацию на данный момент?

Это была попытка народной, популистской в политологическом смысле этого слова революции на фоне как сейчас принято говорить раскола элит. И какими бы ни были планы этих элитных группировок, также очевидно, что ситуация вышла из под контроля действующей казахстанской власти, что вынудило ее с перепугу обратиться за военной помощью к Кремлю.

Что там происходит конкретно сейчас, сказать не обладая информацией с места сложно — нужно, чтобы улеглась пыль и начал лучше просматриваться местный политический ландшафт. Ясно, что воинственное крыло московского истеблишмента будет пытаться использовать эту ситуацию, чтобы закрепить зависимость от себя казахстанской власти посредством навязывания ей соответствующей внешней и внутренней политики. С другой стороны, тут сам Кремль попал в некую ловушку, так как в перспективе вой ны с Украиной оттягивание значительных сил на южное направление ему ни к чему. Поэтому, вполне возможно, что им придется поумерить свои аппетиты в Казахстане или как минимум соотносить действия на этих двух направлениях, выбирая более приоритетное.

2.Вы автор манифеста идеологии Русского Радикализма? Что из себя представляет эта идея?

Радикализм в своем оригинальном виде это английская и шире англосаксонская политическая традиция, подобно тому, как фашизм в своем изначальном понимании это итальянская доктрина. Французский философ Мишель Фуко считал ее основой представление ее носителей о том, что они обладают некими естественными правами, которые политическая власть должна признавать и гарантировать, а если она этого не делает, считают себя в праве свергнуть такую власть как тиранию и учредить новую, признающую их права. Противоположностью ей он считал либеральный подход, в рамках которого у власти просят этих прав, а ей целесообразно постепенно наделять ими подданных и общество, расширяя их самостоятельность. Соответственно, третий, абсолютистский подход заключается в том, что сама власть решает, кому и сколько прав давать или не давать вовсе.

На практике в Англии первый и второй подходы во многом работали на достижение единой цели, однако, радикалы при этом играли роль «плохого следователя». А когда на горизонте вообще не оказывалось «хорошего следователя», ему приходилось всю игру вести самому — так это было в североамериканских колониях, которые начав с весьма умеренных требований к британской короне, из-за их недостижения в итоге пришли к созданию отдельного от нее государства. После чего она предоставила эти права уже оставшимся под ее властью территориям Северной Америки, в итоге ставшим Канадой.

Если говорить о русском радикализме, то его главная идея заключается в том, что в борьбе с абсолютизмом, который господствует и воспроизводит себя в разных идеологических и государственных формах, российский либерализм исторически демонстрирует свою несостоятельность. Поэтому надо опираться на русский аналог радикальной традиции в виде борьбы народа за свои права с непризнанием легитимности не признающих их власти и государства. Помимо общественно-политической составляющей этой проблемы у нее есть и национальная, то есть, собственно русская составляющая. Она заключается в том, что доминирующее русское политическое сознание полностью выстроено на основе деспотической имперской российской традиции, причем, даже русский либерализм в этом смысле является ее оппортунистической формой. Соответственно, необходимо такое русское самосознание которое будет не имперским, а народно-радикальным.

3.У Вас был очень интересный интеллектуальный путь. Как Вы пришли к созданию Русского Радикализма?

Появилась потребность лучше оформить и как-то определить те представления, которые разрабатывались многими людьми, в числе которых были и Алексей Широпаев до его недавнего возвращения к имперству, и мученик Петр Хомяков, с которым мы лично были знакомы и сотрудничали в конце 90-х годов прошлого века. Без ложной скромности, мне стало понятно, что если их не доведу до ума я, это не сделает никто, по крайней мере лучше меня и в ближайшем обозримом будущем. Что касается обозначения этих идей новым названием, то такая потребность возникла из-за банкротства русского нацдемства во всех его версиях, и несоответствия этим установкам исторически сложившегося русского национализма, тоже практически во всех существующих его версиях. Последнее констатировал как раз Петр Хомяков незадолго до своего пленения и последующего убийства в заточении в программной работе «Преодоление национализма».

При этом я прекрасно осознаю, что на данном этапе выбранное мной для этих взглядов название является просто рабочим. Иначе говоря, мне непринципиально, чтобы они победили именно под этим названием, а важно, чтобы они победили в принципе, как в том анекдоте, про шашечки и ехать.

4.На Форуме Свободной России 2021 года присутствовала панель, на которой встретились Русские националисты, националисты коренных народов РФ (коми, башкиры) и регионалисты. Сотрудничество таких разных идеологических групп перспективно?

И перспективно, и жизненно необходимо. Пока русские националисты противопоставляют себя адекватным национальным движениям и проектам других коренных народов России и постсоветских стран вместо того, чтобы учиться понимать их логику и вести диалог о взаимоприемлемых принципах сосуществования, они так и будут оставаться обслугой имперской власти. А постимперское преобразование России будет невозможно, если ответственные национальные силы ее ключевых народов не придут к консенсусу о взаимоприемлемых принципах ее устройства.

5.В Вашей книге «Незавершенная революция» много внимания уделяется Партии Социалистов Революционеров(эсеров). При этом Вы высказали большую благожелательность этому движению. Считаете ли Вы себя неоэсером?

Нет, не считаю. Эсеров я считаю выразителями русской радикальной традиции в критически важный период русской истории, а именно тогда, когда она вступала в модерную или точнее сказать позднемодерную фазу своего развития. Однако надо признать, что представленная в этот период ими русская радикальная традиция опять потерпела поражение, и ответственность за это во многом лежит именно на них. Поэтому в данном случае важно отделить зерна от плевел, увидеть их сильные и слабые стороны, и понять, какое их наследие нужно принимать, а от какого стоит отказаться.

6.Будучи историком, кого из правителей России до 1917 года Вы считаете лучшим?

Вопрос сложный, постольку поскольку ответ на него зависит от угла рассмотрения. Потому что, в радикальной перспективе рассуждать о лучшем абсолютистском правителе, а они все были таковыми, дело неблагодарное. Если же оценивать их с государственнической точки зрения, то тут я вряд ли смогу сказать что-то, что не было бы написано в стандартных учебниках по истории — каждый из них решал те или иные задачи и имел те или иные достижения и просчеты.

Единственное, что я хотел бы отметить, и об этом написано и в «Незавершенной революции», так это незаслуженную демонизацию в мейнстримной российской историографии Павла I. Хотя может быть, наоборот заслуженную, как можно заслужить ненависть врагов. Может показаться крайне нелогичным, что радикальный антиабсолютист выделяет правителя, имеющего репутацию одного из наиболее и гротескно абсолютистских. Однако дело в том, что в этой абсолютистской системе координат именно Павел I был своего рода революционером, бросавшим вызов истеблишменту и мейнстриму российской имперской системы и, судя по всему, желавшим ее революционного переустройства, за что и был убит и демонизирован.

Также следует отметить феномен так называемых самозванцев как по сути фигур-субститутов «идеального царя», которые зачастую аккумулировали в себе как радикальные чаяния, так и аутентично-традиционалистские представления о настоящем правителе, в том числе в момент, когда боярско-клерикальные узурпаторы оттеснили от власти Дом Рюриковичей, доменом которых исконно и была Русь.

7.Как Вы оцениваете сложившуюся на данный момент (январь 2022) политическую ситуацию в РФ?

Вряд ли я скажу об этом что-то оригинальное — в стране установилась тирания, и если тут и есть, что обсуждать, так это то, каковы ее характер и устройство. Но куда более важно понять, как с этой тиранией покончить и наконец учредить республику, а точнее федеративную республику, потому что в силу специфики имперской истории России республика в ней может быть утверждена лишь во множественном числе — федерации республик.

8.Однажды Вы заявили, что русские крестьяне не были коллективистами и общинниками. Можно раскрыть эту тему подробнее?

Очевидно, что так называемая община была элементом крепостнического строя, а точнее рабства, и загоняли в нее крестьян и держали их там насильно. Именно поэтому весь пресловутый русский коллективизм всегда держался на принуждении, будь то крепостническое или коммунистическое, а как только оно исчезало, быстро оказывалось, что русские в своей массе крайние индивидуалисты, к сожалению, с трудом способные к элементарной самоорганизации. Поэтому неслучайно, что Петр Столыпин — кстати, та фигура, которую тоже стоит отдельно отметить, говоря о правителях Российской империи — стремившийся к созданию массового класса крепких русских собственников и граждан, делал ставку на эмансипацию крестьян от такой общины. Насколько успешно и что помешало реализоваться его проекту — отдельный вопрос.

При этом очень важно понимать, что говоря об этом, я не культивирую крайний индивидуализм и не выступаю против коллективизма как такового. Напротив, я считаю, что русским критически необходимо научиться установлению горизонтальных связей и созданию сообществ. Но под силу это не носителям ментальности холопов-общинников, а сильным и ответственным личностям, понимающим, с кем, для чего и на каких принципах они объединяются. По сути, именно такие сообщества и способны стать базовыми субъектами общественного договора, потому что атомарные индивиды, неспособные к коллективной самоорганизации, легко становятся питательной средой для восстановления абсолютизма.

9.Что сейчас происходит с Русской идентичностью?

Знаете, в 90-е годы прошлого века, мы, тогдашние националисты боролись за то, чтобы говорили о русских, потому что тогда мейнстримная установка была такая, что если ты говорил русский, русские, тебя сразу поправляли — «россияне». То была одна крайность, но на смену ей пришла другая, и когда сегодняшние националисты, часто провластные, пытаются представить дело так, что сейчас в России русское под запретом, это уже натуральная хуцпа. Сейчас, наоборот, уже отовсюду, начиная с ведущих госканалов, заканчивая Путиным, говорится про русских, русский мир и так далее. И в этом контексте можно говорить, что русская идентичность сегодня есть.

С другой стороны, то, каким содержанием наполнилась ее мейнстримная версия, превращает в русофобов не только другие страны и народы, но и самих нормальных русских. Как в том анекдоте: «вы просто ненавидите все русское — нет, вы просто называете русским все, что я ненавижу». Второй аспект этой проблемы заключается в том, что становится ясно, что термин россияне все-таки был правильным и нужным. Но не в том виде, как тогда, чтобы использовать его вместо русских и отрицая русских, а для того, чтобы было собирательное понятие, позволяющее внутри него дать возможность русским быть русскими, татарам — татарами, башкирам — башкирами и т. д., а не затаскивать всех в русские, размывая это понятие. Как говорил в начале XX века Меньшиков, обрусение нерусских приводит к разрусению самих русских. Вот в этом размывании русской идентичности наряду с наполнением ее гротескным, деструктивным содержанием и заключается угроза для нее со стороны нынешнего «русского мира». Потому что вполне может оказаться, что неминуемое крушение его проекта обернется крушением русского проекта как такового, так как русская идентичность к тому времени будет иметь безальтернативно негативный смысл.

Могут ли быть альтернативы такому развитию событий и какими могут быть перспективы русской идентичности после крушения проекта «русского мира» — об этом я рассуждаю в последних двух главах «Незавершенной революции» и в ряде своих статей и подкастов.

10.Тридцать лет прошло с момента распада СССР. Как Вы оцениваете те события?

В моей оценке этих событий можно было бы выделить как личностное, так и собственно политическое измерения. О первом я бы мог сказать гораздо больше, но в данном случае не буду грузить этим читателя. Поэтому скажу главное — несмотря на болезненность этого процесса для моей семьи, да и для меня лично в детско-отроческом возрасте, я рад распаду Советского Союза, потому что он сделал меня тем, кто я есть, и кем бы я не стал, не случись его.

Что касается политической оценки, то можно обсуждать, мог ли сохраниться Союз и в каком виде, либо же мог ли прекратить свое существование не так болезненно, но спустя тридцать лет эти разговоры могут иметь уже только сугубо теоретически-ностальгический характер, а те, кто на полном серьезе пытаются пересмотреть эти итоги сегодня, должны восприниматься как опасные реваншисты и безумцы.

В целом, можно сказать, что все могло бы произойти, как лучше, так и хуже, и с этой точки зрения конфигурация, закрепленная Беловежскими и Алмаатинскими соглашениями может считаться оптимальной. Проблема заключается не в том, что могло бы быть лучше, а в том, что даже те возможности, которое давало появление новой Российской Федерации, были не реализованы, а пущены под откос, чем и объясняется сегодняшнее желание переиграть распад СССР и его геополитические последствия.

В том числе это касается и потенциала позитивного совместного развития и сотрудничества России и постсоветских государств, и особенно Украины и Беларуси, который полностью уничтожен безумной политикой «русского мира» и имперско-неосоветского реваншизма. В этих условиях надо прямо говорить, что необходимо не переигрывать распад СССР или его последствия, а напротив, довершить его, разорвав пуповину, связывающую с ним постсоветские государства, и вообще перестать рассматривать постсоветское пространство как единое геополитическое пространство, а начать воспринимать его как совокупность независимых государств в их международно признанных границах, строящих отношения друг с другом на принципах международного права.