Актуальные материалы — 15.05.2023 at 07:39

Беларуский Шухевич и белдвиж на Смоленщине и Брянщине в годы 2МВ

Сегодня для определенных беларуских кругов фигура Витушки имеет примерно такое же значение, как для определенных украинских Шухевича, а для определенных российских — Власова, Каминского и Воскобойника. Однако редко делается акцент на то, что фактически одной из баз его деятельности в военный период были Смоленщина и Брянщина. А это, Витушка + Ружанцов создает уже несколько иную картину вовлеченности Смоленщины в беларуский национально-политический проект в XX веке. Особенно, если удастся подтвердить фактами озвученное спадаром Зяноном.

Подтверждая ранее высказанный тезис о гораздо меньшем размахе вооруженного сопротивления Москве в XX веке беларуского национального движения по сравнению с украинским, было бы все же несправедливо проигнорировать беларуский условный аналог УПА в послевоенном СССР и фигуру его лидера — Михаила Витушки. И особенно в силу территориальной специфики его деятельности, имеющей прямое отношение к ставшему ныне актуальным вопросу этногеографической истории пограничных регионов западной части РФ и нынешней Беларуси.

Пророссийские исторические апологеты пытаются представлять дело так, что хотя основатели Беларуской Народной Республики (БНР) пытались включить в нее части нынешней Смоленщины, Брянщины и Псковщины, никакой политической поддержки среди их населения это не имело. Один смолянин Александр Ружанцов среди военных лидеров БНР едва ли годится в качестве контрдовода против этого. Правда, недавно патриарх современного белдвижа Зенон Позняк озвучил интересный тезис — о том, что делегаты из Смоленщины активнее, чем кто-либо выступали на Всебеларуском Народном Конгрессе в 1918 году за создание БНР. Если бы это удалось подтвердить конкретными именами и фактами, это бы пожалуй стало серьезным аргументом, но пока их в нашем распоряжении нет, поставим на полях пометочку, признав, что аргументы оппонентов до появления таких доказательств будут выглядеть более убедительными.

А вот на более позднем отрезке времени, то есть в условиях не т.н. Гражданской войны, а уже Второй мировой (2МВ) ситуация для белдвижа в этом регионе выглядит, как ни странно, лучше. И к Витушке это имеет прямое отношение. Но прежде, чем затронуть этот аспект, о нем самом и его деятельности.

Михаил Витушка с оговорками может быть назван беларуским Шухевичем, постольку поскольку стал создателем и руководителем разветвленной сети беларуских подпольщиков-националистов, действовавших в послевоенном СССР вплоть до середины 50-х годов. Беларуская УПА носила яркое название «Черный кот», и по одной из версий, именно ее группы «вдохновили» братьев Вайнеров на написание детективного романа о банде «Черная кошка», на основе которого был снят известный фильм «Место встречи изменить нельзя». Впрочем, не будем этого утверждать — возможно, это всего лишь совпадение.

Вести борьбу со СМЕРШ и МГБ до середины 50-х — это успех, сопоставимый с достижениями УПА. Что касается судьбы самого Витушки, то она не менее загадочна — по одной из версий он был убит гебистами в засаде еще в 1946 году, по другой в пятидесятых сумел переправиться на Запад, где и дожил до ста лет и умер аж в 2006 году.

А теперь о той самой территориальной специфике деятельности Витушки. Если «Черный кот» был создан уже фактически после войны и действовал на территории преимущественно БССР — нынешней Беларуси, то во время войны Витушка и его соратники по Беларуской Независимой Партии (БНП) и ее военному крылу Беларуской Самообороны (БСО) активно действовали на территории Смоленщины и Брящины, рассматриваемой ими как восточно-беларуские и подлежащие включению в состав будущей независимой Беларуси. Последнюю лидеры БНП планировали создать сперва свергнув московских коммунистов, используя немцев, а затем прогнав немцев с помощью западных союзников. Как вышло на самом деле, известно, но план был именно таков.

Эта деятельность БНП-БСО в Смоленщине и Брянщине описана в мемуарах одного из ее лидеров Дмитрия Космовича «За волную и суверенную Беларусь». К сожалению, а может быть просто неизбежно в силу жанра, в котором она написана, военно-географической фактуры в ней мало. Впрочем, надо отметить, что советские исследователи «белорусского коллаборационизма» не отрицают утверждений Космовича об активной и успешной в определенный момент антипартизанской борьбе БНП-БСО в Смоленщине-Брянщине. Оценить ее масштаб без фактов сложно, самих подробных фактов в моем распоряжении нет, однако, даже те из них, скорее военно-политического характера, которые приводятся в книге общими мазками, позволяют взглянуть на военно-политическую историю Смоленщины-Брянщины того времени с непривычного для русского читателя ракурса.

В представлении русских непримиримых антикоммунистов этот регион обладает особым значением. Именно Смоленск в 1942 году фактически стал центром «власовского» движения, а в значительной степени на Брянщине располагалось т.н. Русское государственное образование «Локотская республика». В этническом отношении ее создателей и лидеров, впрочем, русскими можно считать условно — Бронислав Каминский предположительно был выходцем из Беларуси польского происхождения, а Константин Воскобойник уроженцем Киевской губернии. Но тем не менее бессмысленно отрицать, что идеологией обоих был русский антикоммунизм и считали они себя скорее всего русскими в дореволюционном смысле.

Однако как следует из мемуаров Космовича, не оспариваемых в этом отношении советскими исследователями, на территории Смоленщины и Брянщины активно действовали не только русские, но и беларуские антикоммунисты, и не просто в этническом, а в национально-политическом смысле. И при их практическом взаимодействии с «власовцами» и «локотьцами», а также немцами — против общего врага, политически они друг к другу относились как к конкурентам.

Космович описывает, что активно действовавшая против советов БСО, одним из ключевых руководителей которой был Витушка, восприняла в штыки появление генерала Власова в Смоленске и переезд в него его сторонников, в том числе из НТС. Космович и Власов встречались и беседовали и первый озвучил второму беларуские претензии на Смоленщину и Брянщину, чем удивил его, считавшего их безусловно русскими землями. Тем не менее, Власова Касмович описал как гибкого человека, способного видеть национальные чаяния других народов СССР ради общей цели. Такими же были и некоторые другие «власовцы», при том, что было и немало тех, кого Космович описывал как российских шовинистов и беларусофобов. При этом в чисто практическом отношении и россияне, и беларусы были зажаты между молотом Сталина и наковальней Гитлера, так как и те, и другие опасались колонизационных планов нацистского политического руководства по отношению к этим землям и их коренному населению. Военное руководство Германии не поддерживало этих планов и было заинтересовано во взаимодействии с местными национальными силами, а в спорах между россиянами и беларусами выдерживало нейтралитет, благо, политические вопросы были вне его компетенции.

Еще один интересный аспект, свидетельствующий не о чисто гипотетических, а о вполне практических планах белдвижа на Смоленщину-Брянщину в то время является создание в 1942 году в рамках провозглашенной автокефальной Беларуской Православной Церкви Брянского и Смоленского епископства, которое возглавил епископ Стефан (Семен) Сеуба, развивший деятельность в своей епархии. В целом, приводимые Космовичем факты общеполитического характера создают впечатление весьма активной деятельности беларуских националистов в Смоленщине и Брянщине и их поддержки частью местного населения.

Сегодня для определенных беларуских кругов фигура Витушки имеет примерно такое же значение, как для определенных украинских Шухевича, а для определенных российских — Власова, Каминского и Воскобойника. Однако редко делается акцент на то, что фактически одной из баз его деятельности в военный период были Смоленщина и Брянщина. А это, Витушка + Ружанцов создает уже несколько иную картину вовлеченности Смоленщины в беларуский национально-политический проект в XX веке. Особенно, если удастся подтвердить фактами озвученное спадаром Зяноном.


После заметки о Витушке и его деятельности на Смоленщине-Брянщине (Брянск, не спишь? Смоленск, ты как?) хорошо зашла тема про Жалиговского.

Размещу-ка я тогда и рассказ о нем патриарха современного белдвижа Зенона Позняка (на белмове).

Взгляд на него у спадара Зянона самый комплиментарный, он рассматривает генерала как носителя идентичности, не модерно-беларуской, но краевой и литвинской в старом смысле этого слова, которого беларусы должны рассматривать как своего по примордиальным основаниям («нашего беларуского корня»).

Однако как показала ожесточенная дискуссия в комментах на ЦентрОстропе, на Жалиговского в белнацсреде существует два диаметрально противоположных взгляда. Один — условно позняковский, комплиментарный. Второй — резко-негативный и исходящий из пролитовской ориентации, характерной сегодня для «Сайксты». 

Сторонники этой позиции считают, что правительство национальной Литовской Республики было комплиментарно беларускому делу, создало у себя министерство по беларуским делам и двигалось к созданию федерации с беларусами. Все это на их взгляд сорвала как раз «польская ДНР» Жалиговского. Их оппоненты в свою очередь утверждают, что все эти маневры литовской власти были призваны включить в Литовскую Республику населенную беларусами Виленщину, что эти власти были склонны к соглашательству с большевиками, а спас ее от поглощения ими Пилсудский. Операция Жалиговского в таком контексте рассматривается как шанс на возрождение в новой форме ВКЛ, ответственность за нереализацию которого ложится не только на польские власти, включившие Срединную Литву в  Польшу, но и литовские, не пожелавшие с ней объединяться, после чего Варшава на это пошла.

Споры эти интересны, в том числе и тем, что тем событиям можно поискать современные аналогии. Но при том, что историю знать и осмыслять нужно, распаляться из-за них вряд ли стоит. Все это уже принадлежит прошлому — и Литва, и Польша уже состоялись в их нынешних границах, воссоздать в новой форме ВКЛ не удалось ни при Калиновском, ни при Жалиговском. Но это не мешает в наши жни их изучать и чтить.

В следующий же раз попробуем поговорить еще об одном неординарном военно-политическом лидере той эпохе — Булаке-Булаховиче. О нем тут на канале уже как-то писалось, но в контексте его взаимодействия с Савинковым, а надо будет рассмотреть его деятельность в контексте политгеографии «Западного края».